руками встречали.
– Так уж и с распростёртыми?
– А как же, я же постоянный клиент был.
– Допустим, я это понял. Что же ты от меня хочешь?
– Дак, тут такое дело: Патриса Лумумбу десять лет как убили.
– Не понял. Тебе – то, что из этого?
– Да ты что? Весь мир скорбит.
– А тебе-то, какое дело?
– Ты что, Михалыч? Горе – то, какое. Весь мир, говорю, в трауре. Дай хоть бутылку. Надо бы помянуть, борец всё-таки.
– Борец, говоришь? А за что?
– Это самое, с Чомбе… За свободу.
– Свободу чего? – напирал завхоз.
– Как его, Конго вроде, – поник Митька. Он понял, что бутылки не видать, и наметившиеся поминки по поводу годовщины смерти африканского героя откладываются на неопределённое время.
– Знаешь что? Мотай ты отсюда! Борец за мир. Не пьёт он на Севере! А что ты у меня бутылку просишь? Срочно выпить захотелось? Ничего я тебе не дам, – поставил точку в затянувшейся дискуссии завхоз.
– Дак я же, это самое, не для пьянки, – вяло попытался продолжить Митька, но столкнувшись с суровым взглядом завхоза, быстро свернул карту и выскользнул за дверь. Шагая между балками, он размышлял о несправедливости оценки патриотических порывов. Но каков завхоз, ему, видите ли, наплевать, что такой человек погиб. А вот когда Ленин умер – весь международный пролетариат был в трауре. А Лумумба погиб – вся земля, может, осиротела. А он: «Мотай»! Несознательная личность.
Войдя в балок, радист включил рацию, надел на голову наушники и с тоской взглянул на календарь. Скоро день рожденья, а здесь никакой хитростью бутылку не выпросишь. Митька вышел на частоту экспедиции и назвал позывные. Экспедиционный радист тут же ответил и радостно сообщил, что Митьке дали неделю отгулов, завтра вылетает вертолёт, и ему на замену прилетит сменщик. Кроме того, закуплен банкет в виде нескольких бутылок, которые с нетерпением ожидают юбиляра в радиостанции экспедиции. У Митьки оттаяла душа от таких тёплых слов, и он стал готовиться к вылету.
Утром, выглянув в окно, радист с ужасом увидел, что верхушка антенны утопает в густом тумане. Это был первый и главный признак нелётной погоды. Выскочив из балка, Митька не почувствовал напора постоянно дующего ветра. От давящей тишины звенело в ушах. Надо же было случиться, что именно сегодня установилась тихая тёплая погода. Даже птицы от удивления затихли, и в давящей на барабанные перепонки тишине слышен был лай одуревших от тепла песцов. Из балка столовой высыпали сейсморабочие, и воздух наполнился смехом и криками. Глядя на весело гомонящих сейсмиков, садящихся в отъезжающие вездеходы, юбиляр с тоской думал о пропавшем юбилее, несостоявшемся банкете, о не дождавшихся бутылках, о насмешках судьбы, и к горлу подступала такая горькая обида на жизнь, что он закрыл глаза и, тихо подвывая, присел на полоз балка.
Минуты счастья были так близки. Митька ярко представил встречу с друзьями и чуть не забыл о начале радиосвязи. Лихорадочно