Бобби держался, думая об Элли и бриллиантовых кольцах, пока не достиг точки поворота и не увел грейдер от пожара. Больше Бобби почти ничего не помнил.
А теперь он глядел в лицо доктора и понимал, что не чувствовать боль – это на самом деле очень плохо. Ну ладно, сам-то он пропадает, ну и пусть. Но жалко, что так вышло с Элли. А может, старикан Такер и прав. Может, ей лучше без Бобби. Он провел всю жизнь, убегая от того жуткого воя, от звука неудачи и боли, – и вот теперь издавал его сам.
– Прости, – выговорил он. – Я все испортил. Я запорол работу.
Затем перед ним встал бледный человек.
20
Малкэй подошел к двери, держась как можно дальше от раненого, проверил, нет ли кого снаружи, осмотрел парковку, соседние окна.
Ничего.
Закрыл дверь, задернул тяжелые занавески, потом занялся раненым. Водитель лежал на спине, словно дымящийся в мерцающем свете телеэкрана. Раненый тихо стонал. Медленный скрипучий звук, исходящий из глубины тела. Пальцы, вцепившиеся в промокшую рубашку над раной, скребли, выдавливая кровавую пену. Рана на животе тоже обильно подтекала. Кровь в сумраке комнаты казалась черной.
Малкэй присел на корточки, направив пистолет в голову водителю:
– Эй, ты меня слышишь?
Веки раненого приподнялись.
– Как тебя зовут?
Губы чуть растянулись в улыбке.
– Луис, – выговорил он сквозь окровавленные зубы.
– Привет, Луис. Я – Майк. Слушай, я не буду вешать лапшу на уши и уверять, что все будет нормально. Не будет нормально. У тебя дыры в животе и груди. Ты быстро истекаешь кровью. У меня есть для тебя хорошая новость: ты не умрешь от потери крови. Но это потому, что желудочный сок, вытекающий в брюшную полость, или заполняющая легкие кровь убьют тебя раньше. Но если доктора доберутся до тебя в следующие десять минут или около того, у тебя хорошие шансы на выживание.
Малкэй вынул из кармана телефон, показал Луису:
– Хочешь, чтобы я вызвал «скорую»?
Раненый дрожал, словно замерзая, хотя из-за открытой двери в комнате уже сделалось жарко. Он сумел кивнуть.
– Хорошо, – сказал Малкэй, склоняясь над раненым. – Тогда скажи, кто тебя послал.
Луис зажмурился, из его глотки вырвался свистящий стон. Затем Луис вдохнул. Рана на груди всхлипнула, втягивая воздух.
– Да пошел ты! – выговорил он и умолк, скривившись от боли.
– Вижу, – задумчиво произнес Малкэй, – ты большой крепкий парень, терпишь, хотя так больно, держишься, хотя смерть так близко. Это впечатляет. Честно. Но ведь это бесполезно. Если ты не заговоришь, ты умрешь в этой комнате, а я непременно скажу, что ты начал болтать перед смертью. Потому или ты говоришь – и живешь немного дольше, а возможно, и намного дольше; или изображаешь крутого, молчишь – и умираешь ни за что.
Луис глянул из-под полуприкрытых век, взвешивая сказанное. А Малкэй из опыта знал, что настал критический момент, когда человек решает: говорить или молчать до конца. Иногда лучше