Кроме того стояли стклянки с разными жидкостями, и среди всего этого хлама горела лампа, при тусклом свете которой работал человек с лисьей физиономией.
Он занят был медной дощечкой, на которой вырезал какие-то знаки, или буквы… тень от руки не давала разглядеть, что именно…
– Ну, мой добрый Пит, – сказал он несколько насмешливо, – а этот юноша? На что тебе этот мальчишка?
– Это человек, которого мы искали, Маркус.
– По-моему, слишком молод.
– Ну, об этом уж предоставь судить мне. По уговору, внешними делами заведую я.
Маркус кивнул головой. – Иначе сказать, ты болтаешься во дорогим трактирам, прогуливаешься и прохлаждаешься, а я сижу в этой норе и работаю, слепя глаза.
Голландец похлопал себя по карману. – Пополам. – спокойно сказал он.
– Значит, удалось?
– Вполне! Должен же ты, наконец, согласиться, Маркус, что на этого рода дела, ты совсем не годишься. А кроме того, ты имеешь все основания, считать дневной свет довольно скверным изобретением.
Маркус зарычал, как обозлившаяся собака. – Пора положить конец этой истории, – сказал он. – Такое каторжное рабство выносить невозможно. Сами судьи не придумают ничего худшего.
Голландец кивнул головой. – А как идет твоя работа, Маркус?
– Гм, завтра будет готова.
– Вот и хорошо. Ты в накладе не останешься, дружище. Только дай мальчику какую-нибудь работу, чтоб не возбудит в нем подозрений. Потом я опять возьму его с собой.
– А ты уверен, что он сможет довести дело до конца….. такой юнец.
– Именно благодаря тому, что он такой дурень. Ну, так слушай же, Маркус, дай ему какую-нибудь работу.
Человек с лупой и резцом порылся в своем хозяйстве и вытащил оттуда медную дощечку, тряпку и стклянку с светлой жидкостью.
– Вот, Пит, заставь его размачивать эту доску в спирте пока у него не полопаются пальцы.
Торстратен засмеялся. Весь разговор велся на английском языке; теперь же новый повелитель Антона снова начал говорить по-голландски, поручая ему вычистить медную доску.
– Современен вы можете поступить и в ученики по нашему делу, – сказал он. – Тогда мы наймем лавку.
– Здесь страшно, – признался Антон. – Зачем вы зажигаете лампу среди белого дня, и почему дверь у вас на запоре?
Странная усмешка искривила губы голландца. – Остерегаемся, воров, – сказал он, пропуская мимо ушей первый вопрос нашего друга. – В больших городах жизнь идет иначе, чем в глухих деревнях.
Антон вздохнул. – И гораздо хуже, безотраднее, – сказал он. – Если бы мне пришлось жить в подобном доме, я наверное скоро бы расхворался.
– Вы можете стоять за прилавком, вместо того, чтобы работать… это, как вы захотите. В Лондоне квартиры так дороги, что для мастерской приходится довольствоваться и этой.
Антон промолчал, но про себя подумал, что лучше бы поменьше прокучивать в трактирах, чем жить в такой ужасной дыре.
Торстратен вынул из кармана несколько нумеров газет и стал читать, а