к самой шумной части города. По пятам за ним следовал человек в сером. бесшумно и быстро, как змея, скользил он в постоянно менявшейся толпе прохожих, не теряя из виду голландца; он следовал за ним по улицам и переулкам до самой двери плохенького дома, в который вошел Торстратен. Он тихо вошел вслед за ним в сени, прислушиваясь к затихавшим шагам на лестнице. «Четыре лестницы наверх», – подумал он, вынул записную книжку и в полутьме записал в ней несколько строк. Между тем Торстратен, поднявшись в верхний этаж, открыл дверь и вошел в совершенно темную комнату, негостеприимный холод которой заставил его выбраниться.
– Отвратительная берлога, – проворчал он.
– Что верно, то верно, – отозвался из темноты мужской голос.
Голландец испугался. – Это ты, Маркус?
– Зажги лампу, так увидишь.
Торстратен проворчал что-то себе в бороду, однако же повиновался. Сняв надушенные перчатки, он достал из угла поломанную лампу и зажег ее. Слабый свет осветил убогую комнату; с кровати на него смотрели блестящие глаза человека с лисьей физиономией.
– Тьфу, пропасть! – сказал он насмешливо. – Нечего сказать, ты нарядился франтом. Тоже на счет кассы предприятия, вероятно?
– Конечно.
– Это с твоей стороны превосходно. А для меня нет даже куска хлеба, чтоб утолить голод. Дай мне чего-нибудь поесть, Пит.
– У меня ничего нет. С какой стати ты сюда пожаловал?
– С такой стати, что ты за весь день не принес мне ни куска хлеба. Или, по твоему, я могу жить воздухом?
Торстратен снял фальшивую бороду и очки, сбросил элегантное платье и облекся в изношенный, когда-то серого цвета, сюртук. – Живи, чем знаешь, – сказал он резко, – по мне, хоть помирай. От меня ты не получишь ни корки хлеба, это я сказал тебе еще третьего дня.
Маркус сжал кулаки. – А ты будешь процветать в благоденствии? – проговорил он со скрежетом. – Может быть, ты только что поужинал жареной говядиной?
Голландец утвердительно мотнул головой. – Ростбифом дикой козы и паштетом, сказал он.
– И запивал, может быть, бургундским вином?
– Сектом!
Маркус вдруг вскочил с места; он смотрел горящими глазами и походил на разъяренного зверя; рубец его налился кровью.
– Тоже из кассы предприятия? – вскричал он, – И это в то время, когда у меня нет куска хлеба, когда я мерзну и умираю от жажды!
Торстратен пожал плечами. – Твой собственный выбор, Маркус.
– Мошенник, обманщик!
– Не закричишь-ли еще погромче, чтобы оповестит весь дом?
– Я убью тебя, ты, ты…
И он, как бешеный, кинулся на Торстратена. Голландец крепко уперся ногами, схватил его за обе руки и обезоруженного прижал к стене. – Хочешь еще? прошипел он.
Маркус изнемогал. – Ты наелся, – задыхаясь сказал он, – ты сыт и согрет, что тебе стоит одолеть изголодавшегося!
– Сдаешься? – прошептал Торстратен.
– Т. е. ты хочешь, чтоб я отдал тебе билет?
– Конечно.
– Чтобы ты украл его у меня,