просто так, а? Французского, дорогого, а? Знай наших!
«Это и в большой политике бывает, – думал Петров. – Вот мы, Россия то есть, неизвестно с какого перепугу решили дать Греции пять ярдов евро. Зачем? А чтоб все кругом – у! Ой-ой-ой! Вот это да! Хотя, конечно, Греция нас кинет. Схомячит наши бабки и ручкой сделает. Еще и поржет. Ну и что? А мы такие! Нам не жалко!»
Эти мысли успокоили Петрова, и он поехал мириться с женой.
Садовая, бублики и брынза
Иногда, чтобы вспомнить, нужна всего одна фраза.
Например, «на Садовой большое движение». Так называется рассказ Виктора Драгунского, моего отца. О том, как Дениску и Ваньку обманул взрослый парень. Попросил у них велосипед, слетать в аптеку за лекарством для бабушки. И не вернулся, конечно же.
Но я не про рассказ, а про эту фразу.
Большое движение на Садовой я впервые увидел в 1960 году.
Мы переехали на новую квартиру. Это было поздней осенью. Я тогда был в третьем классе. Первую четверть я еще ходил в старую школу, на улице Семашко (Большой Кисловский переулок), а после ноябрьских праздников пошел в новую – на улице Медведева; сейчас это опять Старопименовский переулок.
Мы переехали из коммуналки на улице Грановского (Романов переулок). А до этого мы жили в коммуналке на улице Чернышевского (теперь – Покровка; всё обратно переименовали!).
Первая коммуналка была темная – окна выходили в узкий двор. Вторая и вовсе подвальная. Новая квартира была светлая и огромная – три комнаты. А главное – одиннадцатый этаж! Самый верхний.
Наш новый адрес назывался по-старинному красиво – Каретный ряд. «Ведь в Каретном ряду первый дом от угла…» – была такая песня Высоцкого. Это про наш дом, между прочим. Кстати, Высоцкий потом снимал квартиру именно в нашем подъезде: вот такое совпадение.
Дом был кооперативный, артистов Большого театра и Московской эстрады: почти все – папины и мамины знакомые. Певцы, чтецы, конферансье, танцоры, жонглеры, трубачи, скрипачи, виртуозы-ксилофонисты и даже чревовещательницы – мать и дочь со своей как бы говорящей собачкой.
Как мы попали на одиннадцатый этаж – это отдельная история.
Была жеребьевка – кому на каком этаже жить. Папа вытянул второй этаж и очень огорчился. Он сказал: «Кошмар какой, всю жизнь видеть в окне вывеску: «лососина, осетрина, угорь, миноги» – и всё неправда!» Такая вывеска на самом деле была на магазине напротив. Обломок старосоветской показухи, когда на стеклянных вертикальных досках, золотыми буквами на бордовом фоне, перечислялись небывалые деликатесы.
А тут Леонид Утесов вытащил одиннадцатый этаж. Он сказал моему папе: «Витя, давай меняться! А то вдруг лифт сломается, я просто не дойду до дома!» Папа сказал: «Ура!»
Утесов оказался прав насчет лифта. Месяца три, наверное, мы ходили пешком, уставали ужасно. Но нам все равно нравилось. Мы всё время смотрели в окна. Всей семьей. Потому что нам надоело жить в подвале, где тротуар выше подоконника. Надоело смотреть на засиженный голубями асфальт и