ей-богу? Всегда над ним смеялась. Варенье еще. Блюдечки. Может, сыр нарезать? Нет, пока хватит… Она поставила поднос на столик, сбросив на пол Лялькины «Уроду» и «Пшекруй». От Ляльки опять влетит. Хорошо бы не при Леве. В последнее время Лялька не очень-то стеснялась посторонних…
– Как ты, Ледочка? – спросил Лев Семенович, размешивая сахар ложечкой. – Как мама?
– Мама? Ну, как мама? Лежит… Иногда вроде бы все понимает, иногда плывет. Знаешь, так… решила, что я замужем за китайцем… Очень меня ругала…
И зачем я все это рассказываю? Ему же совершенно неинтересно.
– И, представляешь, Лева, Лялька тоже оказалась замужем за китайцем. Ну, в общем, что-то она себе придумывает такое… странное… вчера спросила, куда папа ушел? Когда придет? Женщину вот взяли. Культурную. Она с мамой сидит, разговаривает, Ахматову читает. «Четки». Может, это из-за Ахматовой у нее такие фантазии, как ты думаешь?
– Вряд ли, – рассеянно сказал Лев Семенович, – вот если бы твоя сиделка Вертинского ей пела… – Он улыбнулся своей шутке. – Помнишь: где вы теперь? Кто вам целует пальцы? Куда ушел ваш китайчонок Ли?
– Помню, конечно… Лиловый негр, ага… Я альбом недавно купила, две пластинки, знаешь, горчичного такого цвета, и потрет в овальной рамке.
– А, да… надо будет и мне купить. Кстати, как там моя девочка?
На миг ей показалось, что он спросил о Ляльке.
– Прижилась в коллективе?
Нет, это он об этой, о Белкиной. Ну да, она же через него.
– Ничего. Работает. Обживается понемножку.
Нет-нет, сказала она себе, все-таки он, Лева, приличный человек. Пришел ведь поддержать… Несмотря.
Неприятности заразны, особенно для начальства. Со мной сейчас как с зачумленной, ну не то чтобы совсем, но все-таки лучше не надо. Особенно в гости приходить…
– Спасибо тебе, Лева, – сказала она вслух.
– А? – Лев Семенович звякнул ложечкой о край чашки.
– Что поддержал. А то надо с кем-то посоветоваться, а ведь мало с кем можно.
– Да, – сказал Лев Семенович, – да… Ты знаешь, Ледочка, – он оглянулся на молчащий телефон, – очень между нами… неприятная ситуация. Ну, перед самыми Октябрьскими, да еще эта Олимпиада, будь она неладна! Они сейчас так боятся всяких инцидентов. Так что там, – он поднял палец, – пока решили наверх не сообщать. Тем более достоверно не установлено, по вашей ли это части.
– Совершенно очевидно, Лева, что это по нашей части, – печально сказала Петрищенко.
– Халатность, повлекшая за собой смертельный исход, это очень плохо, Ледочка. Но, если честно, все эти ваши методы, если честно… кустарщина какая-то, одно сплошное мракобесие. Будем надеяться, все же совпадение. Крайний всегда виноват, а под тебя, между нами, давно копают, не будем говорить кто…
Опять, подумала Петрищенко. Все знают, одна я не знаю. Вот же стерва, господи прости. Халатность. Смертельный исход. Это…
Маму жалко. И Ляльку.
– Что же делать, Лева? – спросила она печально, кроша печенье.
– Ну… если вы сможете доказать, что это не вы…
– Как? – Она даже всплеснула