ты знаешь? Они достаточно редки в Цитадели.
– Я видел их однажды, о господин.
– И когда же?
Лицо Бруты исказилось от напряжения.
– Я не совсем уверен… – наконец выдавил он.
Толстяк торжествующе посмотрел на Ворбиса.
– Ха!
– Кажется… – сказал Брута. – Кажется, это было днем… или утром. Скорее всего, около полудня. Третьего грюня в год Изумленного Жука. В нашу деревню пришли торговцы и…
– Сколько лет тебе тогда было? – перебил Ворбис.
– Три года без одного месяца, господин.
– Этого не может быть! – воскликнул толстяк.
Брута пару раз открыл и закрыл рот. Почему этот толстяк так говорит? Его же там не было!
– А ты не ошибаешься, сын мой? – уточнил Ворбис. – Сейчас ты почти взрослый человек… Семнадцати, восемнадцати лет? Вряд ли ты мог настолько четко запомнить чужеземную монету, которую видел мимолетно целых пятнадцать лет назад.
– Нам кажется, ты все это придумываешь, – подтвердил толстяк.
Брута промолчал. Зачем что-то придумывать, если все находится в голове?
– Неужели ты помнишь все, что когда-либо с тобой происходило? – спросил коренастый мужчина, внимательно наблюдавший за Брутой во время разговора.
Брута был рад его вмешательству.
– Нет, господин, не все. Но почти.
– Ты что-то забываешь?
– Э… Да. Кое-что я никак не могу вспомнить…
Брута слышал о забывчивости, но с трудом представлял, что это такое. Однако в его жизни случались моменты – особенно это касалось самых первых ее лет, – когда не было… ничего. Однако это не память стерлась, нет, то были огромные запертые комнаты в особняке, построенном сплошь из воспоминаний. События не были забыты, ибо в таком случае запертые комнаты сразу прекратили бы свое существование, просто эти комнаты кто-то… запер.
– Расскажи нам о своем самом раннем воспоминании, сын мой, – ласково попросил Ворбис.
– Я увидел яркий свет, а потом кто-то меня шлепнул, – ответил Брута.
Все трое тупо уставились на него. Обменялись взглядами. Сквозь мучительный страх до сознания Бруты донеслись отрывки ведущегося шепотом обсуждения.
– …А что мы теряем?.. Безрассудство, возможно, это все происки демонов… Но ставки слишком высоки… Любая случайность, и мы пропали…
И так далее.
Брута оглядел комнату.
Обстановке в Цитадели никогда не придавали особого значения. Полки, табуреты, столы… Среди послушников ходили слухи, что у жрецов, занимавших в иерархии высшие посты, мебель вся сделана из золота, но в этой комнате Брута ничего подобного не обнаружил. Обстановка была такой же строгой и простой, как и в комнатах послушников, хотя строгость эта была… более пышной, если можно так выразиться. Здесь царила не вынужденная скудность, а скорее умышленная пустоватость.
– Сын мой?
Брута поспешно повернулся.
Ворбис посмотрел на своих коллег. Коренастый кивнул. Толстяк пожал