чувств пребывает. Намеками да недомолвками тут не обойтись. А все как следует растолковать надобно.
– Чего ж Аглая сама ему не объяснила? – резонно заметила домовиха, не собираясь уступать мужу.
– Может, не успела?
– Вот ведь свела судьба с недоумком! – взвизгнула раздраженно кикимора. – По всему видать, что у тебя голова только для ношения шапки и предназначена! Не успела… – передразнила мужа. – Это ж Ведунья, чурбан ты стоеросовый! Она – никогда и ничего зря не делала. Может, её внучёк еще в полную силу не вошел, а может – от чего другого уберечь сопляка хотела?..
– Гм… Сама вопросы ставит, сама и объясняет… – брат домового обескуражено засопел и перестал спорить. Зная по многолетнему опыту, что в том нет никакого смысла, и последнее слово все равно за женой останется.
Зато теперь окончательно взъярился Куница.
– Значит так, нежить домовая, – слушай, что говорить стану! Уж я не знаю: кто там и от чего меня – сопляка берег, но если вы, сейчас же, всё как есть, не расскажете – то пожалеете! Во-первых, схожу за отцом Василием, пусть он тут зальет каждую щель свяченой водой. А во-вторых, во-вторых… – Тарас призадумался, чем бы еще постращать нежить, не менее грозным. – Ага! – огоньки пожара вновь заплясали у него перед глазами. – Клянусь могилой отца: сожгу хату дотла, и угольки пересею! Это понятно?!
– Не надо попа звать, хозяин, – просительно пробасил домовой. – Зачем сор с избы выносить? Договоримся… Чай, не чужие мы друг другу? А ну, нишкни! – прикрикнул на, заворчавшую было, кикимору, и прибавил, обращаясь к суседко. – Братан, урезонь свою бабу. Хозяин, на то и хозяин, чтобы все согласно с его волей исполнялось! Раз интересуется – значит, отвечать надлежит. Может, старая ведунья как раз и хотела, чтоб внук у нас обо всем выспросил? Не сумлевайся, новый хозяин, все честь по чести растолкуем. Ничего не утаим… Вот только, не прогневись, я сперва небольшое наставление тебе дам. Можно?
– Валяй… – пожал плечами Тарас и едко прибавил. – Насколько я помню, сам меня уму-разуму учить вызвался.
Домой так громко вздохнул, что мог устыдить кого угодно, но расстроенный внезапной смертью бабушки и не на шутку рассерженный парень уже ни на что не обращал внимания.
– Ну, я жду!
– Молод ты еще и от того горяч больно, поэтому на первый раз прощаю, – многозначительно пробасил домовой. – Но, заруби себе, казак, на носу крепко-накрепко: никогда, даже в шутку, не смей грозиться, что собственный дом сожжешь! Пустое дело и совсем негодящее… И уж тем более, не тревожь при этом прах отца. В особенности, если зеленого понятия не имеешь, где тот похоронен, и похоронен ли вообще. Уразумел?
– Твоя правда – погорячился малость, – вынужден был признать справедливость упрека домового Куница. – Но, только в том, что касаемо поджога, а священнослужителя мне все равно позвать придется. Бабушку отпевать надо… Вот заболтали… – парень взглянул на покойницу и тяжело вздохнул. – Как живая лежит… Кажется, уснула только