И у нас больше нет союзников. В Геранде, Морбиане и Корнуае, вероятно, остались преданные нам люди, но они в бегах, как и мы. А что касается Нанта – его захватил Ален Кривая Борода.
– Проклятье! – не сдержалась Авуаза. – Чем больше городов он себе вернет, тем сложнее нам будет достичь поставленных целей.
Деккур выругался, как и она, брат Даниэль снова ухмыльнулся.
Женщина отошла от них, ступила на укрепление вала и окинула взглядом море, на которое обратила внимание впервые за время лихорадочного побега. Оно было не черным, а мутно-зеленым. Солнце словно растворилось высоко в небе. Землю от воды отделяли не скалы, а обширные пляжи с камешками, причудливо обточенными солью и ветром. Казалось, что их поверхность такая же розовая и нежная, как кожа младенца.
Вид открывался чудесный, но Авуазу он не радовал. Камешки лгали. Мир был не таким – не гладким, не нежным, не розовым. А тот, кто надеялся сохранить младенческую невинность, был обречен на гибель.
Глава 3
Просыпаясь по утрам, Матильда всегда невольно замирала, ожидая услышать привычный шум моря. И каждый раз, когда ей это не удавалось, она вспоминала, что с недавних пор живет не в Фекане, а в Байе. Девушка скучала по рокоту волн и немало удивлялась этому. Собственно говоря, в Фекане она никогда не чувствовала себя уютно и в доме Спроты тоже оставалась чужой. Матильду по-прежнему обеспечивали всем необходимым, но она так и не определила до конца свое положение и свою роль в этих стенах. Девушка научилась орудовать иголкой и ниткой и помогала шить новые платья для Герлок – Спрота, в отличие от нее, годами носила одну и ту же одежду. Способности Матильды к чтению и письму тоже были оценены по достоинству, потому что Спрота не умела ни того, ни другого, а Герлок умела лишь отчасти, и скоро обе женщины настолько привыкли к юной послушнице, что бо́льшую часть времени проводили в ее обществе. Слуги тем не менее бросали на Матильду подозрительные взгляды: ее неразговорчивость воспринимали как горделивость, а стремление к одиночеству – как враждебность, и девушка не делала ничего, чтобы исправить эту ошибку. Она ни с кем не стремилась поддерживать добрые отношения. Ей ведь хотелось вернуться наконец в монастырь, а не жить у Спроты.
Прошло уже два с половиной года, а Матильда ни на шаг не приблизилась к исполнению этого желания, и когда несколько недель назад она уехала из Фекана, путь ее лежал не к священным стенам, а в Байе – город на западе Нормандии, расположенный довольно далеко от моря. Матильда убеждала себя в том, что ей не важно, где жить, поскольку вне монастыря она везде чувствовала себя чужой, но во время поездки (которая Спроту, Герлок и маленького Ричарда вела к цели, а ее, наоборот, все больше отдаляла от нее) девушка испытывала злость, которая становилась все сильнее. Матильда понимала, что должна быть благодарна, ведь здесь ей предоставили защиту от врагов, еду и крышу над головой, но каждый новый день казался ей пыткой, жизнь – пустой тратой времени, а Спрота и Герлок – не подругами (хотя они были вполне готовы ими стать), а чужими людьми,