не выплачу в течение девяноста дней, то все потеряю!
Тетя отвернулась.
– Нет, гораздо дороже! Это уже стоило жизни людям, которых я любила…
Часть ІІ
История Лидии
Будем же добры друг к другу! Утешим ближнего своего и подарим ему покой! Только так мы сможем осушить кубок жизни до дна, не заметив в нем страданий.
Глава 6
Моя сестра Лидия была первой красавицей в Дир Спрингсе. Я же была довольно невзрачной. Лидия могла часами любоваться своим отражением в зеркале, а я всегда отворачивалась, проходя мимо него и ненавидя свой облик. У меня было круглое невыразительное лицо, посередине которого торчал нос, похожий на клюв. Фигура же… м-да… со временем, конечно, немного изменилась, но и к двадцати годам я оставалась довольно полной и в то же время плоскогрудой, как школьница.
Ко всему прочему, я еще и сутулилась, и мать ворчала на меня, говоря, что если я не буду держать спину прямо, то обязательно заработаю искривление позвоночника.
Но все ее предостережения не значили ровно ничего по сравнению с насмешками одноклассников, которые громом звенели у меня в ушах: «Бетти-толстушка!» Да, я была толстой и приземистой.
Мои волосы, доходившие до плеч, не были каштановыми, как у Лидии, или темно-рыжими, или цвета красного дерева, или другого чарующего оттенка, как у героинь моих любимых романов. Они были тускло-серыми, мышиного цвета. Да еще и вились непослушными прядями, отчего моя голова была похожа на неостриженный куст.
Глаза под густыми нависшими бровями не были такими темными и загадочными, как у Лидии. У сестры они сверкали, как бархат с бронзовым отливом.
Мои глаза нельзя было назвать даже интересными: они не напоминали цветом лесной орех, или карамель, или сандаловое дерево. Они были мутно-карие, цвета грязи.
Неудивительно, что все, что мне было известно о любви и романтике, я почерпнула из книг. Также немудрено, что ни один молодой человек не искал моего расположения, пока Фрэнк Уайатт не начал за мной ухаживать.
Лидия же привлекала молодых людей, как цветущее дерево пчел. Сестра была лишь на полтора года младше меня, но с той поры, как ей исполнилось четырнадцать, ее фигура приобрела волнующие изгибы.
Я бы наверняка возненавидела ее, не будь она моей лучшей подругой. Мы были близки, как только могут быть близки сестры, вынужденные искать душевное тепло и утешение друг у друга и не получающие поддержки у своих вечно угрюмых, приземленных родителей.
Они решительно отказывались жалеть и обнимать нас, опасаясь, что мы вырастем избалованными неженками.
– Детям необходимы порядок и дисциплина! – всегда говорила моя мать. – И никаких телячьих нежностей!
Типичным ответом на все наши боли и раны было: «Хватит ныть!»
Отец женился на матери, школьной директрисе, когда ей было уже тридцать пять и она прослыла старой девой. Отец был вдовцом сорока двух лет, потерявшим первую жену и двух сыновей во время эпидемии холеры. Поэтому