семью и Каролину. Откровенно признаться, я думала, что мне повезло. Меня не арестовали, не отправили в концлагерь, никто меня не обидел. Я стояла в швейном цеху и смотрела на его симпатичного начальника. Все могло сложиться намного хуже.
– Давид был евреем, на семь лет старше меня и учился на портного. Когда нацисты открыли Цех, они забрали Давида из его портняжной мастерской, привезли сюда и назначили бригадиром. Он настолько хорошо себя показал, что его повысили до начальника Цеха. Когда я сюда попала, он под бдительным оком нацистов уже руководил всем процессом. В его обязанности входило выполнять ежедневные заказы.
Каждый день нацисты составляли квоты, и Давид сообщал им, сколько человеко-часов и рулонов материала потребуется. Если нужно было людей больше, чем работало в настоящее время, немцы посылали солдат в город за дополнительной рабочей силой. В самом Цеху солдаты расхаживали по рядам и подгоняли швей, как надсмотрщики в Египте. В каждом небольшом квадрате Цеха был свой надзиратель. Они постоянно ругались, заставляя рабочих повышать производительность, выкрикивали угрозы, обещали депортировать в трудовые лагеря, хотя на самом деле подобными полномочиями не обладали.
– Ты дочь капитана Шейнмана? – поинтересовался Давид, пока вел меня в дальний угол помещения. – Того самого, у которого продовольственный магазин на краю площади?
– Был когда-то. Магазин у нас отобрали. Как и дом. Я понятия не имею, куда увезли отца и остальную мою семью.
Давид понимающе кивнул. Он выглядел очень привлекательно. Его длинные черные волосы были щегольски зачесаны на косой пробор, как у голливудского актера Эррола Флинна, рукава спецовки закатаны, обнажая бицепсы, ворот расстегнут. А еще у него были голубые глаза. Настоящий еврей-ашкенази с огромными голубыми глазами и пухлыми губами, он был просто великолепен.
– А вы не знаете, где моя семья?
Он покачал головой:
– Я уже несколько месяцев не видел твоего отца. Я редко покидаю эти стены. Сплю вверху в конторе. Пока предприятие работает, меня не внесут в список на депортацию.
– Может, моя мама здесь работает? Ханна Шейнман. Вы не слышали хоть что-нибудь о ней? Или о ком-то из моей семьи?
Он снова покачал головой и указал на незанятую машинку:
– У тебя была швейная машина?
– Нет. Я шить не умею.
Давид иронично улыбнулся: немецкий полковник в Хшануве лично привозит в Цех девушку, у которой не только никогда не было швейной машинки, но которая даже шить не умеет!
– Очень смешно, – сказал он. – По всей видимости, ты пришлась по душе полковнику Мюллеру. Большинство тех, кто попадает сюда, приносят свои швейные машины и хорошо умеют шить. Девушек, которые не умеют шить, сразу отправляют в трудовые лагеря. Или еще хуже. Почему мама не научила тебя шить?
– Наверное, потому, что она видела мое будущее несколько другим. Я ходила… Впрочем, неважно.
– В частную школу? В Кракове? – Он понимающе улыбнулся. – Наверное, в гимназию? Я встречал тебя в синагоге. И видел на площади. – Он обвел рукой сидящих