отвечает на его рукопожатие. – Прошу, присаживайтесь у телевизора, сейчас принесу чай.
– Может, мы выпьем чего-нибудь покрепче? – Разодетая дочь, сейчас в радостном, приподнятом настроении, тянет вспотевшего мужчину за собой. – Но szaj[17] нам не помешает.
Она поворачивается к матери и игриво ей подмигивает.
– Так где ты осел по приезде из Триполи? – спрашивает Малика, удобно устраиваясь на мягкой софе.
– Ты же знаешь, Ливия не была для меня легким участком, но, когда я там был консулом, мне удалось получить должность директора консульского департамента МИД.
– Ого, wow! – восклицает старая приятельница, похлопывая элегантного черного мужчину по руке. – Мои поздравления! Будем здоровы! – Она поднимает вверх запотевшую рюмку с whisky on the rocks, кусочки льда весело позвякивают о стекло.
– А ты чем занимаешься в своем посольстве?
– Ничем, – смеется Малика. – Последнее звено в цепи, паршивая и неблагодарная функция.
– Жаль, – говорит мужчина.
– Я занимаюсь тем, что не давало тебе сомкнуть глаз в Триполи. – Женщина таинственно поджимает губы и приподнимает брови.
– А именно? У меня было много таких дел.
– Тебе что-нибудь говорит кража более чем в тысячу долларов из вашего участка или нелегальные иммигранты, беженцы на понтонах и лодках, добирающиеся морем на юг Европы, лагеря для нелегальных эмигрантов, а потом их принудительная депортация?
– Ну, тогда ты имеешь полное право на бессонницу. – Анум с пониманием кивает. – Неужели всем этим должен заниматься один человек? Кассациями, петициями, контактами с министерствами или юристами? Это же просто невозможно! В Триполи у меня было целое бюро и десять сотрудников!
– Конечно, – грустно соглашается Малика. – Но я никого не смогу убедить в том, что нуждаюсь в сотрудниках и мне нужно хоть немного облегчить работу. Или помочь с решением хотя бы одной проблемы. Не говоря уже об исполнении хотя бы одной просьбы и выплате, по крайней мере, двух долларов налогов.
– Как видно, твоему правительству это не нужно. Бюро открыли только потому, что так положено. Ну и еще для того, чтобы закрыть рот нашим властям и защитникам прав человека. Теперь мы, черные глупцы, уже не можем предъявить претензии, что нас обворовывают и нарушают все возможные права и конвенции и что вы не хотите смириться с убытками. Любой черномазый может написать письмо, придти к вам. Он постонет, поплачется… А дело затянется, пока преступник не умрет от голода, болезни, а в Ливии часто и от пыток.
Анум, произнося эти горькие слова, очень нервничает. Он застыл, и взгляд его теперь направлен в никуда.
– Ты почти не ошибаешься. Единственные дела, которые можно закрыть, – это те, что разрешились естественным путем, – признается Малика, жалея, что затронула эту тему и нарушила приятную дружескую атмосферу.
– До свидания. – Мужчина одним глотком допивает виски, встает и направляется к двери. – Наверняка еще не раз увидимся