Мужчина презрительно кривит губы, но видно, что это признание его задело: он побледнел, щека дергается в нервном тике, а челюсти стиснулись. – Я говорил, что мне еще нужна помощь, чтобы организовать мой выезд, помнишь?
– Первое дело важнее. Оно прежде всего, ведь тебя могут сцапать, и тогда ты поедешь только в одном направлении – в задницу. И в этом путешествии моя помощь тебе будет уже без надобности.
– Какой у тебя острый язык… Я уж и забыл, что ты прямолинейна, как трактор. Бедные те бабы, которые от тебя зависят: твоя милость и немилость, твои шуточки не так просто переносить. Девочки тоже поедут с тобой, – заявляет он вдруг, не спрашивая о том, что думает об этом Малика. – Вот их паспорта.
Ахмед бросает на стол ливийские документы зеленого цвета.
– Значит, нашлись! Как мило!
– Они никогда и не терялись, – улыбается он иронично.
– А ты решил, что скажешь Мириам? Она, наверное, что-то видела или что-то придумала…
– Ей же только семь лет, она глупенькая маленькая девочка! – отвечает Ахмед, пытаясь приуменьшить проблему.
– Но она умная девочка. Ты даже не имеешь понятия, как это может отразиться на ее психике. И потом, она вряд ли забудет то, что произошло на ее глазах. Я не сомневаюсь, что Мириам на веки вечные запомнила, что ты причинил зло ее матери, да и ее саму обижал.
– Чепуха! Скажу ей то же, что и всем: мы поссорились, Дорота села в автомобиль и разбилась насмерть. Все очень просто. Быстрое захоронение, никаких поминок, палаток на пол-улицы и сорокадневного траура. Никаких гостей, плакальщиц и гор жратвы. Через четыре дня вы исчезаете, а через минуту после вас упорхну и я. И дело готово. – Тешась прекрасным, как ему кажется, планом, Ахмед с удовольствием похлопывает ладонями по ногам и радостно усмехается.
– Интересно, откуда ты возьмешь разбитую машину, которая действительно принадлежит ей или тебе? Разве что попробуешь развалить свой утюг. Я бы с довольствием разбила его в хлам. – Сестра тут же охлаждает его пыл и удовлетворенно усмехается.
«Какой же лживый прохвост мой брат! Наверное, он даже подлее отца. Хотя казалось, что хуже него просто быть никого не может. Таковы наши мужчины – дерьмо и прохвосты», – думает Малика, глядя в окно на грустный зимний пейзаж.
Горячие порывы gibli[4] из пустыни несут облака пыли и песка, смешанных с сухими листьями, пластиковой рекламой, сломанными ветками деревьев и вырванными кустами. Собирается дождь. Как же бедная Дот выживет в каком-то захолустье?
– Ну что ж, пора уладить эти дерьмовые дела. – Малика решительно поворачивается к двери, не давая ностальгии и жалости охватить себя.
Ахмед и Малика входят в смердящий формалином подвал отдела судебной медицины. Кафельные стены неопределенного серо-бурого цвета кажутся липкими от грязи и потеков. Ахмед горбится, опустив голову, лицо утратило все оттенки жизни, серо-белое и неживое. Малика же идет уверенно, прикрывая нос и рот надушенным носовым платком. В конце концов, она изучала медицину и еще