туловище изувечено, искалечено и покрыто многочисленными фиолетовыми синяками и бордовыми гематомами. Из таза торчит большая белая кость, которая прорезала, как ножом, нежную светлую кожу. Ноги сломаны в паре мест, но видно, что когда-то они были стройными и длинными. Одна вывернутая нога со скрученной стопой без пальцев отекла больше, чем остальные части тела.
– Бедолага, – шепчет Малика. – Под что же она попала: грузовик, трактор, танк или комбайн?
– Неплох еще мчащийся прицеп для перевозки новых автомобилей, – уточняет патологоанатом. – Парень не мог ее объехать, так как товар стоит пару сотен миллионов. Если бы его выбросило в кювет, он не смог бы выплатить долг до конца жизни. Как видишь, безопасность ничего не стоит. Поэтому он и протянул тело пару метров под колесами. Считаю, что она еще прекрасно выглядит.
В эту минуту Ахмед опирается обеими руками о холодную металлическую койку и начинает издавать вполне понятные звуки.
– Только не вздумай мне тут блевать! – кричит врач, оттаскивая шатающегося мужчину. – Твоя жена? Говори и проваливай! – Произнося это, он поднимает ладонь самоубийцы вместе с затвердевшей после смерти рукой и частью изувеченного тела.
– Да-а-а-а-а!..
Ахмед, с трудом держась на ногах, бежит к стеклянной двери, но в последнюю секунду не выдерживает и смрадная струя окатывает и нишу, и ближайшую стену.
– Ты, сын осла! И кто это будет убирать?!
– Я компенсирую вам убытки.
Малика быстро всовывает в открытую ладонь патологоанатома пятисотдинаровую купюру.
– Сверх оговоренной суммы, да? – вполне довольный патологоанатом уже не обращает внимания на недопереваренные остатки пищи на стене прозекторской.
– Конечно, kalima bil kalima[5]. Я всегда держу слово. Запишите имя и фамилию: Дорота Салими, двадцать шесть лет, жена Ахмеда, национальность – полька. Погибла поздно вечером седьмого ноября.
– Да, уже записал.
– Транспорт и все формальности на кладбище в Айнзаре будут согласованы? – Ледяной тон Малики заставляет патологоанатома насторожиться. – Полицейский из дорожной службы уже ждет меня?
– Да, нужно торопиться. Он молод и глуп, но я хорошо знаю его напарника. У тебя есть средства? Ведь им тоже нужно кое-что дать на лапу.
– Конечно, но не знаю, хватит ли на двоих. – Она сердито поджимает губы.
– Здесь не сэкономишь, женщина. Вытянуть брата из тюрьмы и смыть позор с семьи будет куда дороже.
– Это какое-то чертово недоразумение, ja saida[6].
Молодой служащий держит Малику и Ахмеда в зале допросов, и глаза его бегают.
– У меня есть фото! Самоубийца была одета в арабскую деревенскую одежду! Кому и как вы хотите заморочить голову?
– Дорота любила носить традиционную одежду.
Малика не дает сбить себя с толку и молниеносно наносит ответный удар. Ее брат, бледный, как труп, сидит, съежившись, на твердом деревянном стуле и пялится в пыльный пол.
– Так девушка хотела