уже высоко, и рун не было видно. Гуннора поспешно спрятала мертвую белку за спину, кровь потекла по руке девушки, но Гильда этого не заметила. Теперь на лице старухи читалась уже не подозрительность, а страх. Страх перед этим лесом, затянутым туманом.
Гуннора же больше не боялась. Одиночество, столь мучившее ее в последнее время, развеялось после этого жертвоприношения. Оно стало ее учителем и другом.
– Что ты тут делаешь? – повторила Гильда.
Гуннора улыбнулась – и на мгновение стала похожа на Сейнфреду.
– Ничего… Я пойду с тобой.
Гильда так испугалась, что сглупила и не стала проверять, правду ли говорит Гуннора. Старуха понятия не имела, кто она такая, но скоро… скоро Гильда все поймет.
Наутро после свадьбы все собрались за столом. Пища, как и всегда, была грубой, но сегодня Гунноре казалось, что она и камни съест. Сейнфреда то краснела, то бледнела – возможно, от стыда, а может, от волнения. Она не казалась несчастной, но это ничего не означало, в конце концов, весь день после смерти родителей девушка улыбалась. Замо тоже улыбался, старался не смотреть на мать и на Гуннору, но выглядел довольным. Похоже, невзирая на простоту своей натуры, и он оказался не чужд сильных чувств.
Гуннора провела ночь в лесу, чтобы не слышать, как ее сестра занимается любовью. Вивея и Дювелина ночью крепко спали. Девочки казались немного смущенными, Гильда же – напряженной, точно она готовилась к сражению. Наверное, она теперь не знала, чего ожидать от невестки, и эта неопределенность злила ее. Сейнфреда боялась Гильду, в отличие от Гунноры.
«Я знаю, как умилостивить богов, и знаю язык леса. Я обладаю силой рун. Я ничего не боюсь», – думала старшая сестра.
Она открыто посмотрела Гильде в глаза, а затем перевела взгляд на ключи на поясе Гильды. Теперь эти ключи должны были принадлежать Сейнфреде, ведь это жена хозяина дома обязана хранить шкатулки с украшениями и следить за кладовой. А Гильда и не думала отдавать ключи. Вначале старуха немного смутилась, но затем упрямо уставилась на Гуннору и схватилась за пояс.
– Не думай, что теперь все станет легче, – едва слышно проговорила она.
И хотя Гунноре это не понравилось, она была рада, что ситуация и так ясна.
– Я буду помогать вам в работе по дому, – прошипела она, – но я тебе не служанка. Поэтому не смей так со мной разговаривать.
Замо беспокойно поерзал на месте, улыбка сползла с его лица. Гильда же на сына даже не посмотрела.
– Не стоит тебе задирать нос, – заявила она. – Работа еще никому не вредила. Мы должны трудиться, чтобы искупить грех Адама и Евы.
Гуннора скрестила руки на груди.
– В нашей стране люди ходят с гордо поднятой головой. Им не нужно пресмыкаться перед богом-слабаком.
От возмущения Гильда покраснела.
– Как ты можешь выслушивать эти богохульные речи?! – Впервые за это утро она заговорила с сыном. – Скажи что-нибудь! Твоя жена должна быть тебе покорна, а уж невестка – тем более!
Замо промолчал.
– Пожалуйста…