собой.
Внезапно в ее дверь тихонько постучали. Вздрогнув, она проигнорировала это. Стук повторился. Она подошла к двери и открыла ее.
На пороге стоял Чарльз.
– Чарльз! Вы с ума сошли, вас могут увидеть! – прошептала она, выглядывая в коридор.
Он быстро вошел в комнату и прикрыл за собой дверь.
– Чарльз, если кто-нибудь узнает, что вы здесь, я погибла!
– Я не могу уйти, не узнав, что ждет нас с вами.
Она принялась ходить по комнате.
– Ничего нас не ждет, ничего не произойдет, потому что ничего не может произойти. В следующем году я выйду замуж за вашего брата. Мы с вами просто не имеем права. Себя я виню так же, как и вас, – себя даже больше, на самом деле, – я не должна была этого допустить.
– А как же вы собираетесь заполнить ту пустоту в своей жизни, о которой вы мне говорили?
– Я попросту не буду обращать на это внимания.
– Пока она, становясь все больше и больше, в конце концов не поглотит вас?
– Я уже сказала вам: это невозможно. Если бы я сначала встретила вас, вероятно, у наших отношений было бы будущее. Я жалею, что не встретила вас первым, – лучше бы я вас вообще никогда не встречала!
Она перестала ходить по комнате и, остановившись перед камином, принялась нервно тереть пальцами виски, глядя на огонь.
Он медленно подошел к ней и осторожно обнял.
– Уходите, Чарльз, прошу вас, уходите! Мы никогда не сможем быть вместе.
Он повернулся и запер дверь на ключ. Затем, целуя на ходу, подвел ее к кровати и прошептал:
– Это единственный способ, каким мы с вами сможем быть вместе.
Чарльз услышал, как часы в холле пробили шесть раз. Он лежал в постели Арабеллы на спине, а ее рука лежала у него на груди; он прижал ее к себе. Огонь в камине почти погас, а за окном продолжал падать снег.
– Я лучше пойду – скоро проснутся слуги, – сказал он.
– Вы сейчас испытываете стыд или чувство вины? – спросила она, пристально глядя на мерцание тлеющих угольков.
– Нет, а почему я должен это чувствовать?
– Потому что через несколько комнат отсюда спит Гаррисон.
– Что вы хотите этим сказать? Что я обязан чувствовать себя виноватым? Тогда я буду негодяем. А если я скажу вам, что не чувствую этого? Тогда я буду негодяем вдвойне!
– Я вот все думаю: кто же тогда я сама?
Он поцеловал ее в лоб.
– Я изо всех сил старюсь почувствовать себя виноватой и пристыженной, – сказала она.
Он отодвинул ее от себя, встал с кровати и начал одеваться.
– Пообещайте мне одну вещь, Чарльз! – сказала она, резко садясь на постели. – Пообещайте мне, что Гаррисон об этом никогда не узнает.
– Разумеется, он об этом не узнает никогда! – Он наклонился к ней, поцеловал и вышел из комнаты.
Арабелла не понимала, что эта ночь сделала с нею. И знала лишь одно: она нарушила все существующие правила жизни, растоптала их, разорвала и швырнула в огонь. Ей до сих пор было не совсем понятно, как это все произошло. Тем не менее, одеваясь к завтраку, она чувствовала себя