Благодать из другой оперы. Душевной щедрости.
– Дождёшься от вас щедрости, оккупанты. За 120 несчастных финских марок меня целых три года в Сибири гноили.
– Не заливай. Во-первых, тебя свои же эстонцы повязали, а во-вторых, ты в Сибири и полгода не прокантовался. Сам же русским следакам липу слил и смылся. А потом спокойно расслаблялся в родных эстонских пенатах.
– Но и там в русской оккупационной тюрьме!
– А чем тебе местная демократическая лучше?
– Всем.
– Тут ты почти прав. Жрачка нормальная, колёса в любом количестве. Этого не отнять. Но здесь о тебе не один правозащитник не озаботится. А в оккупационной ты бы уже был узником совести и светочем свободы… с видами на приличное трудоустройство.
– А они разве не за надзор деньги получают?
– Исключительно за это. Но только очень избирательно. Вот мы и продолжаем нюхать демократическую парашу от самого гуманного суда.
– Красиво загнул. Ты никак писать начал?
– Угу, уже халявную пачку в мусор отфигачил. В Коннонсуо засел. Только на одну ночь хватило, а потом бросил. Детский лепет на тему: «Как я провёл лето у бабушки».
– Что я делал у бабушки? Дважды поимел старушку! – проорал Сулев, активно имитируя процесс.
Меня аж передёрнуло от его жлобски американизированного ударения на второй слог.
– Слышь, некрофил, давай быстрей слезай с кумара. Всех вертухаев взгоношишь своими воплями.
– А потом задул лягушке и соседке хохотушке… – тут он застрял в рифмах и замер.
– Угомонись, а то верняк – полный риммель3 настанет.
– Знаешь, что? – вдруг печально произнёс Сулев, – В Эстонии я такого себе не позволял.
– Стыдно перед головоногими?
– Обидно. Я же про соседку. В школе вместе учились. Иногда снится.
– А-а, я то подумал, что ты про свои стишата.
– Мы очень музыкальная нация. Все пишут стихи.
– А танки4?
– Вот хрен вам. Мы в НАТО. Пусть они ваших танков боятся. А нам сейчас всё и на всех пох. Мы им казармы и аэродромы готовим, а они вам так накостыляют, – тут он задумался, – Если успеют… нас на карте найти и добраться. Слушай, я пойду. Что-то не то. Надо подновить замес.
Он сорвался с места и боком выдавился из камеры, зацепившись за косяк. Я некоторое время смотрел на дверь, а потом перевёл взгляд на стопку листов с переводом решения суда. Совершенно нет никакого желания ковыряться в этом коряво сведённом жульничестве.
– Сделаю тебе, Сулев, подарок, – я слегка поклонился двери, – Плагиат, конечно, но всё равно не для вмазавших эстонцев догонялки.
Намного дольше вспоминалась сама танка5, чем её исправление. Но получилось даже где-то вполне искренне и немного лирично:
Всю бы таможню
Развесить в саду, на уныло
Стоящие вишни!
Красотою цветущего сада
Утешится сердце моё.
Сулев