Вероны,
И кандалы тирана.
Мастай надел тиару – глянь!
Без страха… О, бог мой!
Ну ж, ты, Лазарь! Встань!
Пойдем со мной!
И тюрьмы воздвигли навеки.
Ты слышишь? Беснуются реки,
Окрашены кровью людской;
Плач вдов о родном человеке,
О, спящий, прерви свой покой!
На море корабль, ожидая, стоит,
И матери скорбные плачут навзрыд;
В руках врагов их сыновья;
Скорбят на дорогах в трагический час;
И слезы, по каплям стекая из глаз,
Рождают досаду в сердцах.
А иудеев род скупой
Ликует в час ночной … —
О, Лазарь! Лазарь! Встань!
Пойдем со мной!
Но кажется, проснулся он!
А может, это просто сон,
Жужжание сумрачного роя?
И в улье пчелы, в унисон
Набату пенного прибоя?
А Цезари? Позор забыв,
Лишь дремлют под симфонии
От Балтики и до Альпийских скал;
Народы в сумрак завлекли.
Горн слышен: Спите, короли!
Осанну деспотам поет орган!
Хваленьям этим есть ли грань?
Лишь колокольни бой … —
О, Лазарь! Лазарь! Встань!
Пойдем со мной!
III. Воспоминание о ночи 4-го
У этого ребенка две пули в голове,
Дом был достойным, скромным, с цветами в дворе;
И у портрета верба святая в уголке,
И бабушка в слезах на выцветшем лице.
Раздели мы его; недвижный, бледный рот,
В глазах его холодных немая смерть живет;
Казалось, его руки так жаждали тепла…
В кармане затерялась ненужная юла.
Просунуть палец можно в дыру на голове,
На ежевике кровь застыла во дворе.
А череп мальчугана был, как древесный сруб,
И бабушка смотрела на этот детский труп,
Все повторяя: Боже! Как бледен, просто страх…
И бедные волосики прилипли на висках!
Потом мальчишку нежно руками обняла,
Заплакавши. А ночь темнее мглы была.
И раздавались выстрелы на улицах глухих.
– Похоронить бы надо, – сказал кто-то из них,
И покрывало белое достал в чужом шкафу,
А бабушка тогда нагнулась к очагу.
Как же согреть того, кто сном холодным спит?
Увы! Того, кто умер, уже не воскресить!
И не согреют больше земные очаги!
И подойдя к ребенку, взялась за кисть руки,
В измученных руках остался только прах!
В ее глазах то гнев, то беспробудный страх,
– Ведь не было восьми! Каким смышленым был!
И в школе каждый педагог дитя мое любил.
Ах, господин, внучок мне помогал писать!
Теперь что, и детей уж будут убивать?
О. боже мой! Ну, кто поможет мне теперь?
Разбойники проклятые! Повсюду сеют смерть!
Ведь только утром этим играл перед окном,
Они убили малыша, и всё им нипочём!
Он улицу переходил, они