гонево, – усомнился еще один. У него было вытянутое, лошадиное лицо и короткая бородка без усов, которая его только портила, делая еще длиннее.
– Клянусь Аллахом! Ты что, в моей клятве сомневаешься?
– Да нет, брат…
– Пусть сядет за стол, кишканет! – сказал еще один. – У него, наверное, и денег особо тоже нету, раз такой честный.
– Пусть в Ахач-аул[8] валит… – не согласился другой.
– Эй, Мага, своим ротом нормально говори, да? – вдруг сухо сказал Магомед. – С гор спустился, так научись себя вести! Рога выключи!
– Не обессудь, Магомед, в мыслях не было… – сказал струхнувший парень.
– Надо поговорить
Магомед показал на стул.
– Садись. Ешь. Говори. Это мои братья, у меня от них секретов нет.
Аслан сел на стул, ему налили и пододвинули тарелку с мясным, но он не обратил на нее внимания.
– Что это было, Магомед?
– Ты о чем?
– Я о заправке. Зачем это? Ты знаешь, что там один парень в больнице умер?
– А, ты за те движения. Это ногайские на нас выскочили, рамсят не по делу. Ништяк, мы их конкретно выстегнули[9]…
– Я не про старших, Магомед. Я про тебя.
– Ты о чем? Не волоку чо-то.
– Помнишь, мы с тобой неоднократно говорили об этом? Говорили о справедливости. О том, как хорошо будет без Русни и навязанных ею правил. О том, как наши народы будут жить по шариату Аллаха и заповедям предков. О том, как закон впервые не будет ломать нас, потому что мы сами напишем его. А теперь – что?
– Че? – не понял Магомед.
– Что ты делал на заправке? Что вы все делали на заправке? Где там закон? И только не говори мне про шариат! Зайди в больницу, посмотри на лежащих там пацанов. Поговори с матерью, которая потеряла сына из-за этой заправки!
– Про шариат не надо, э! – вскинулся один парень.
– Тише, Гарик, тише. Ты что хочешь сказать, Аслан?
– Впервые, может быть, за несколько сотен лет у нас есть возможность стать самостоятельным государством. Самостоятельным цивилизованным государством, которое уважают в мире. Государством, которое покажет путь к свободе всему остальному Кавказу, а может быть, и не только Кавказу. И что ты делаешь? Что делаете вы все? Вы разъезжаете по городу с палками, со стволами, с канистрами бензина. Это и есть то, к чему ты стремился?
Девицы, почувствовав неладное, кто отодвинулся от своих кавалеров, кто и вовсе собралась и тихо испарилась.
– А ты к чему стремился, друг? – спросил Магомед.
– Мы стремились к свободе. Только мы понимаем ее по-разному. Ты понимаешь свободу как свободу носить ствол. Я понимаю свободу как свободу говорить, что думаю.
– Так говори. Кто тебе здесь мешает.
– В морду не дадим, э… – хохотнул кто-то.
– Послушай сюда, Аслан, – Магомед смотрел ему в глаза, и в них не было ни капли алкогольного дурмана, только простая и ясная сила. – Я, как и ты, в Европе был. Хаваю я всю эту систему.