в свои родные лесистые горы, сбывал добычу, отдыхал, а порой и раны зализывал.
Видно, со временем он и обнаглел сверх меры. Вздумалось ему взять Хагорбайю, город не то чтобы великий, но и не малый, уж всяко поболе Огхойи будет. И как раз там ярмарка в те дни намечалась. Думал, одним махом безумную добычу и огребёт.
Огрёб. Наместник – ещё не Арибу, а прежний, Гунтасси, давно хотел разбойнику хребет заломать, да в горах бесполезно, а в сёлах – поди сперва угадай, где он объявится… Видать, заранее знал, что на Хагорбайю Волк зубы точит. Или просчитал, или был у него свой глазок в стае…
Ждали их в Хагарбайе. Умно ждали, грамотно. Понимали, что всей толпой разбойники в город не ринутся, часть под видом странников войдёт, часть – будто бы купцы, на ярмарку едут. Телеги у них были, сверху мешками зерна гружённые, а под мешками, в сене, оружие.
Позволили всем войти, подозрения не выказали. Позволили и собраться всем на постоялом дворе, где Айгхнарр хозяина то ли купил, то ли запугал.
За одну стражу до рассвета Волк собирался стаю поднять, да и ударить разом. По гарнизону спящему, по караулу у ворот, по домам знатных людей да зажиточных купцов.
А после полуночи постоялый двор взяли. Не толпой наместник взял, но сноровкой. Самых надёжных воинов отрядил, проверенных.
Быстро повязали спящих разбойников, те и понять не успели, что да как. Само собой, и Гармая вместе с ними. А шёл ему тогда двенадцатый год.
Дальше дело понятное. Вожака в клетку засунули, клетку на подводу – и во Внутренний Дом повезли, государю. И повелел милостивый наш государь душегуба в кипящем масле сварить. По-моему, очень даже правильно повелел.
А прочих разбойников наказали плетьми да прямо тут же, на ярмарке, в рабство продали. Гармая, по малолетству, пожалели, от плетей избавили. А может, просто товар портить не захотели – после тех плетей и не всякий мужик оклемается, а уж малец…
Поставили клеймо, заковали в цепь, на торг повели. Так и началась его рабская доля.
Сперва трактирщик его купил. Так себе, вздохнул Гармай. Кормили сносно, правда, объедками, но и вкуснятина попадалась. Зато работы невпроворот было, вставать до рассвета, ложиться заполночь. Ну, конечно, тумаки да затрещины, только к этому делу Гармай и по стае привычен был.
Почти год он у трактирщика провёл, а потом у того несчастье приключилось – пожар. Всё сгорело, пришлось и скот уцелевший, и рабов продавать. Их, вместе с Гармаем, всего-то пятеро было.
Снова торг, и на сей раз купил мальчишку человек знатный, высокородный Иссаури, начальствующий над городской налоговой палатой. Для комнатного услужения купил – вино на пиру подавать, вещи за господином таскать, если тот пойдёт куда, по всякому поручению бегать и прочую нужду удовлетворять. Да и просчитался господин Иссаури – не вышло из Гармая домашнего раба. Никакой, ругался господин, тонкости, никаких манер поганцу не вдолбишь. Розог извёл немерено, а толку чуть. Ненавидел его Гармай, если хоть малейшая возможность была – наперекос