к себе, на себя, задыхаясь в мутной похоти и ливневом потоке волос.
«Шлюхи, ненавижу!» Дотлевшая сигарета полетела в стоящую у подъезда машину, но своей цели не достигла, и сосед кулаком выместил злость на балконной двери.
Посвежевшая после душа жена с бесцветным лицом понимающе покивала на отказ присоединиться к ней и ее подругам в баре и принялась перебирать наряды в гигантском зеркальном шкафу, вросшем в сопредельную с соседской квартирой стену. После ухода супруги он впал в болезненное нетерпение, ожидая отъезда ауди. Наконец, блестя пробившейся сквозь редкий пушок лысиной, слуга народа вышел из подъезда и вскинул голову, насколько позволяла складчатая бычья шея, словно ожидал прощального жеста: воздушного поцелуя или взмаха платка.
Перегнувшись через перила, сосед с балкона силился увидеть сквозь задернутые занавески ее квартиры хоть какое-то шевеление или тень и с облегчением не увидел.
– Какого черта он приперся?
Незваный гость заполнил собой игрушечный коробок прихожей, отразившись от края до края в мутноватом настенном зеркале, искривляющем предметы то ли от старости, то ли по прихоти сумасшедшего зеркальщика. На ее лице застыла сдержанная улыбка, скрывающая настоящие чувства, и он во что бы то ни стало хотел сорвать ее. Но соседка наматывала на палец тонкую цепочку с золотой безделушкой и, казалось, нисколько не обиделась на то мерзкое и оскорбительное слово, которое он два часа таскал в звенящей голове и перекатывал по верхнему небу, как колючий шарик.
– Я никому не даю обетов верности.
– Ты еще хуже, чем я думал.
– А разве ты думал, когда остался? Ты всего лишь хотел шлюху и получил ее. – Беспощадная к себе, она не испугалась привычного ему слова. – И если ты ошибся…
– Я?
Он задохнулся от нахлынувшего гнева. Никто не смел указывать ему на его ошибки и просчеты! Тем более, эта шлюха, депутатская подстилка, дура без фантазии!
– Я ничего не обещала и ни в чем не солгала. – Она удерживала на губах синтетическую улыбку и не отводила чуть сощуренного пасмурного взгляда. – Возвращайся в свою благополучную жизнь.
– Вот это все моя жизнь! – не выдержал он и саданул кулаком по косяку двери. – Мне незачем куда-то возвращаться.
– Хорошо.
– Хорошо? Просто хорошо и все?
– Мне нужно прибраться и в душ.
Он был уверен, что она намеренно изводила его, подчеркивая свою независимость, и он, как всегда, не мог победить ее упрямство.
– Да и черт с тобой!
Сосед хлопнул дверью с такой силой, что в трех жалких метрах ее коридорчика снова под обоями зашуршала осыпавшаяся штукатурка, как мышиные лапки, но через несколько минут попросился назад, ложась всем весом на вытертую кнопку звонка. Соседка с опаской приоткрыла дверь, но, увидев вместо негодования почти мольбу в его всегда насмешливых