лова, я не хочу вас. Вымазав кровью стрелы, пойдём на вас. Приходили, мы вас прогнали. Прочь, прочь за Маульи! Там рубеж.
А старик ткнул клюкой к северу.
– Да. Идите. Мать правду знает.
Женщины и мужчины сдвинулись с криком:
– Прочь, прочь за Маульи!
Темник Йупанки взошёл в носилки.
– Инки не ищут ссор, воле Отца послушны. Должно вас научить, как жить.
Он отбыл. Мапуче сопровождали, размахивая оружием.
Через семь дней всё повторилось, только: «За Маульи!!» – говорили двенадцать вождей и посла провожали толпы. Много огней зажигалось в южных холмах.
В третий раз генерал видел тридцать вождей и докладывал возвратясь: – Вещал за всех Кила-кýра – вождь камнепоклонников. Набралось полста тысяч. Злятся, война не вовремя: надо поля пропалывать.
Пылкий и молодой Урку Инка начал:
– Ты прикажи, отец! С пухлыми кольа-аймáра42 их разгоню, клянусь! Дай прославиться и вернуться с триумфом! Дай победить! Что медлишь?
– Пусть собираются, Урку, – вёл император, – разом их всех побьём.
Зеленоглазый, стоявший близ, произнёс детским голосом:
– Будем ждать – превзойдут числом.
– Правильно. Постигай путь воина!
Перед битвой противники одаряли богов, камлали.
Перед рассветом кусканская рать выстроилась. Солнце брызнул, и золотая броня Тýпак Инки Йупанки, владыки, державшего в руках кубки, вспыхнула.
– Волей Солнца пришли сюда. Дай победу! Пей, Отец, перед битвой со мною, сыном!
Кубок он выпил, правый – пролил в траву.
Раковины взвыли, стукнули бубны, взмыли штандарты. Йýки и Пако с пиками, бледные и болтливые, затряслись. «Выдь, Йýки, вперёд, безносый! Ты в язвах. Рожи твоей боясь, скроются!» – «Было б так, Пако! Только и от тебя, слышь, храброго, убегут!» – «Мы, пóкес, это… храбрей их. Будь со мной рядом». – «Пако, десяцкий. Нам вместе легче!»
И сонмы двинулись друг на друга. Йýки орал от страха. Пако водил щитом, жмурясь стрелам и видя раненных да убитых. Не вынеся ожидания, он, как многие, вдруг рванул вперёд, сшибся с кем-то… лишь поднял пику в давке, как налетел на дылду, который его сбил с ног… Пришед в себя, различил Синчи-рýка, шедшего с топором, и тени… Вдруг через Пако прыгнули шкуры. Кто-то склонился отрезать ухо с вставленной белой шерстью… то есть его ухо! Пако, вскочив, метнул пику и дрался бешено… Синчи-рýка, как сворой псов, окружён мапуче, скалился ему: «Бейся! Ты воин храбрый!»
Видя героя, Великий послал в бой тысячи. Враг пятился, инки шли в наступленье.
– Вáрак, сюда его!
Самоотверженный прыгнул в битву.
Весь окровавленный, Пако бился и вскрикнул, чувствуя сзади руку. «Ты, Пако?» – «Инка-по-милости?!» – «Храбрый ты… Ясный День зовёт». Вырвавшись, поплелись на холм. Император ткнул скипетром павшего ниц Пако.
– Вновь ты?! Кто морем к зверю плыл?! Будь сотник! Айау хайли!!
Гвардия подхватила: «Хайли!»
Пако стыл,