пришёл во мне бросить семя. Я родила Четырёх и их жён. Айар-Саука, плод Творца Мира, он дал Мир жизни. А Айар-Учу, плод Творца Мира, он дал Мир смерти. А Айар-Качи, плод Творца Мира, он дал земной Мир. А Манко Кáпак был семя Солнца, он дал познание трёх Миров. О, Титу Йáвар, правнук мой! Я дала тебе предков – дай мне потомков. Я, Анти, Мать твоя!
И жрецы завели детей в скалы. В плаче и стонах каменный топот ожил, потряс твердь… и удалился. Факелы гасли один за другим, рассеивались. Лоро кинулся прочь взволнованный и, подкравшись к наместникову дворцу, влез на дуб. За окном при факеле – Титу Йáвар с инкой-по-милости Йáкаком. Лоро, сжав губы, тщательно укрепил на сучке скользившую ногу. Слушай-подслушивай! Быть тебе рангом выше! Пить вместе с инками!
– Господин! День Матери-Анти! Целую пыль ног твоих в ликованьи!
– Правильно! – воспоследовал скрип. – Мать инков – Анти. Давным-давно предки, сойдя с гор, отняли у гривастых из древних кланов, чья мать Луна, власть их и город. Мать-Анти вынянчила не трусов!
О, не зевай, Лоро! тьма компромата!
Но заговорщики перешли на язык невнятный. «У инков имелся особый язык общения; остальные не знали его; давали его изучать лишь высшим, он был божественным». Дёрнувшись от досады, Лоро слетел вдруг с дерева и расшибся.
– …в Чунчу, – нёс Йáкак, – инка-панака мешали мне, и я всех их убил; затем подкупил туземцев, и я добился, что за ножи и тряпки выставят сорок тысяч. Заложники, что привел я, – якобы сыновья покорённых вождей, – бродяги, коих я вырядил Хромоногому. Пусть чванство тешит, вообразив, что Восток покорен. К нам расположится – и союз с дикими утаён будет… Вот, о отец мой, лама, давшая двойню службою тени твоей и подошвы с именем Йáкак!
– Всё ближе день, – скрипел голос, – в кой я верну венец, отнятый Пача Кýтеком! Род мой сядет на трон! Ты, Йáкак, сын от наложницы, будешь признан, клянусь, моим сыном от пáльи13, и, инка крови, получишь власть бóльшую, чем сейчас. Этого ты достоин за ум твой, смелость и верность.
– Раб твой!
– Но где ещё взять помощи?
– У Ольáнтая самозванца!
С улицы закричали. Выбежав и вернувшись, Йáкак поведал:
– Там лекарь Лоро! Мёртвый! На нём был знак соглядатая!
– Это измена… – наместник дёрнулся. – Погасить огни! Кончить службу Матери-Анти! Хватать!.. Допрашивать!!
Йáкак сжал пальцами фитили.
Свет горел в самом Куско, в спальне Дома Избранниц, где, наблюдая тень от светильника, слушая отдалённый стон, вздрагивали девочки. Дивна с распущенной косой первая. Мало ей уступала вторая, вдруг произнёсшая:
– Каждую ночь стонет. Кто это, Има-сýмак? Кто там?
– Инчик, посмотрим.
Кутаясь в ликли, выскользнули за полог. Просеменив вдоль склада, пахшего шерстью (делом затворниц являлся пошив для инков и для семей их), девочки оказались в улице, разделявшей Дом надвое – так велик он был! – под соломенной кровлей. Вслушиваясь в храп евнухов, вышли в сад, озарённый