двойной петлей. Ночной воздух нежно пахнет после дневной жары.
Я говорю: «Какое чудесное городище! Нельзя ли нам копать здесь?» Макс грустно качает головой и произносит роковое слово.
«Римское».
«Как жаль. Это такое чудесное место».
«Я говорил тебе, – отвечает Макс, – что Хабур самое подходящее место! Сплошь телли по обоим берегам».
Несколько дней телли меня не интересовали, но я рада, что ничего интересного не пропустила.
«Ты уверен, что здесь нет того, что ты хочешь?» – спрашиваю я с надеждой. Телль Сувар мне очень нравится.
«Нет, конечно же, тут все есть, но оно все внизу. Нам пришлось бы копать вглубь сквозь римский слой. Мы можем найти что-нибудь лучше».
Я вздыхаю и шепчу: «Здесь так тихо и спокойно – ни души вокруг». В этот момент очень старый человек появляется совершенно из ниоткуда.
Откуда он пришел? Он медленно, неторопливо поднимается по склону городища. У него длинная белая борода и неописуемое чувство собственного достоинства.
Он вежливо приветствует Макса. «Как вы себя чувствуете?» «Хорошо, а вы?» «Хорошо». «Хвала Богу!» «Хвала Богу!»
Он садится рядом с нами. Наступает долгое молчание – вежливое молчание, предписываемое хорошими манерами, такое умиротворяющее после западной спешки.
Наконец старик спрашивает у Макса его имя. Макс говорит. Старик обдумывает его.
«Милван, – повторяет он, – Милван... Как светло! Как ярко! Как красиво!»
Он еще некоторое время сидит с нами. Затем, так же спокойно, как он появился, покидает нас. Больше мы никогда его не видим.
* * *
Теперь, поправившись, я действительно начинаю получать удовольствие. Каждое утро, едва рассветет, мы двигаемся в путь, обследуя каждое городище по пути, обходя его раз за разом по кругу и собирая черепки керамики. Затем наверху мы сравниваем результаты, а Макс отбирает те образцы, которые могут пригодиться, складывает их в полотняный мешочек и надписывает.
Между нами идет отчаянное состязание – у кого окажется главная находка дня.
Я начинаю понимать, почему у археологов привычка ходить, опустив взгляд к земле. Скоро, предчувствую я, я сама забуду, что можно смотреть вокруг или на горизонт. Я буду ходить, глядя под ноги, как будто только там может быть что-то представляющее интерес.
* * *
Я потрясена, как это часто бывало и раньше, принципиальной разницей между расами. Ничто не может различаться больше, чем отношение наших двух шоферов к деньгам. Абдулла едва ли пропускает хоть один день, не попросив аванс в счет своего заработка. Его бы воля, он получил бы авансом все сразу и, как я склонна думать, все это было бы истрачено меньше чем за неделю. С арабским размахом Абдулла спустил бы все в кофейнях. Он бы показал себя! Он бы «создал себе репутацию»!
Аристид, армянин, проявляет величайшее нежелание получить хотя бы пенни из своего жалованья: «Вы сберегите это для меня, Хвайа, до конца путешествия. Если мне будут нужны деньги на какие-нибудь мелкие расходы, я приду к вам».