И перестань, наконец, думать об этой неуравновешенной юной особе.
Его размышления прервало возвращение Бернадины. Та с горящими глазами тяжелыми шагами вошла в кухню. Щеки ее пылали, пряди волос выбились из-под накрахмаленного батистового чепца.
– Надеюсь, ты ее не побила.
– Нет, хотя, честно говоря, у меня просто руки чесались это сделать. Ну, пусть она только попробует вернуться когда-нибудь! Она мне тут еще рот будет открывать!..
– Спокойно, Бернадина, спокойно! Она не стоит твоего гнева. И прошу тебя, налей же нам, наконец, по стаканчику вина. Выпьем за удачу и забудем о тех несчастных созданиях, которые портят себе здоровье злостью. Они не достойны даже того, чтобы мы на них сердились.
– Слишком уж вы добрый, хозяин. Вот ощиплют вас когда-нибудь, как рождественского гуся…
– Ну уж нет! – со смехом возразил Ардуин. – В отличие от гуся у меня есть прекрасная шпага и крепкие кулаки!
3
Окрестности Ножан-ле-Ротру, ноябрь 1305 года
Всю ночь баронесса-мать Беатрис де Вигонрен не смогла сомкнуть глаз. Она ходила из угла в угол своей комнаты, время от времени сама подбрасывая поленья в камин, чтобы не звать слугу. Ведь тогда он, чего доброго, решит, будто она нездорова, раз ее мучит бессонница. Затем Беатрис мысленно обратилась к Франсуа, своему нежному покойному супругу, умоляя поддержать ее в этой жизненной буре. Мужу, который называл ее «моя перепелка» или «моя храбрая девочка», когда она обвивалась вокруг него, вздыхая в ожидании ночных ласк, или когда капризничала, упрямо морща свой очаровательный носик.
Беатрис сознавала, что получила множество подарков судьбы. Она вышла замуж за того, к кому лежало сердце: неслыханная удача для женщины. Она с улыбкой вспоминала о том ужасе, с которым ожидала своей первой брачной ночи. Впрочем, старая кормилица много раз объясняла ей, чего супруг будет ждать от нее. Не особенно заманчивое описание, которое заставило ее страшиться этого момента, в то время как Франсуа за время помолвки сумел завоевать ее любовь. Она дрожала от страха, когда он принялся расшнуровывать ее ночную сорочку, богато отделанную кружевами. Тогда ей едва исполнилось шестнадцать. Беатрис лихорадочно перебирала в памяти неясные намеки матери, рассказы кормилицы и увиденные сцены совокупления собак. «Это твой главный супружеский долг, и ты должна покорно его исполнить, дочь моя. Впрочем, лишиться девственности – это немного болезненно, и у тебя, конечно, будет кровотечение. Но утешься, остальное будет не настолько неприятно. Просто думай о чем-нибудь другом».
Когда ночная сорочка упала к ее ногам, Беатрис почувствовала, как тошнота поднимается у нее к горлу. Франсуа, который лишил невинности множество девиц, тотчас же понял, что она сейчас чувствует. Фыркнув от смеха, он прошептал ей на ухо:
– Душенька моя, мы никуда не торопимся. Ночь еще только начинается. Давай будем наслаждаться, моя перепелочка. Я знаю множество разных вещей, которые непременно доставят тебе удовольствие.
Господи, как же они смеялись наутро, когда, совершенно обессиленная,