он отчужденно смотрел на недавно еще столь близкого человека.
– Я признаю, что вы еще не мужчина, – продолжал тот едко, – но все-таки уже не ребенок. О, как это удобно, при каждом несогласии с окружающими уходить в болезнь и демонстрировать желание умереть. Тогда все на цыпочках ходят вокруг маленького упрямца и во всем ему потакают, лишь бы он не отдал концы. Пора учиться отстаивать свою позицию достойно, как взрослый индивидуум и личность.
Арри растерялся, впервые услышал он от учителя такие упреки. Но это правда…
Философ слегка испугался: не слишком ли много он себе позволил? Когда-то давно, в самом начале их дружбы, мальчик попросил не обращаться к нему официально, а называть просто по имени, не соблюдать формальностей, выражать мнения открыто. Это был совершенно новый опыт для мудреца, воспитанниками которого были по преимуществу юноши королевских и знатных фамилий. Он был популярен, повсеместно считалось, что он оказывает благотворное влияние на молодое поколение; и он действительно умел расположить к себе учеников. Самобытность натуры и фундаментальные знания создали ему прочный авторитет; казалось самоочевидным и неоспоримым его право на власть в той сфере, где он подвизался. Изредка его подопечные, чувствуя интеллектуальное превосходство наставника, будучи в этом отношении ниже его, пытались подчеркнуть свою родовитость тонкими или даже бесцеремонными намеками в зависимости от склада ума и темперамента. Случалось, ему давали понять, что он всего лишь придворный учитель, с которым можно не церемониться. Философ, со своей стороны, хитроумным и изысканным способом доводил до сведения молодых господ, что он, в общем и целом, невысокого мнения о природе человеческой, что суета мирская вовек одинакова и она мало его затрагивает. Взаимоотношения с учениками чаще всего складывались хорошо, однако этикет соблюдался всегда.
Ученый был польщен, когда его пригласили ко двору доминирующего государства, в резиденцию, соседствующую с изумительным Храмом. Он с явным удовольствием и некоторой опаской принялся за образование королевских сыновей. Рей обладал недюжинными качествами и был способным к наукам, но во многом походил на своих высокородных сверстников. Арри же его удивил, восхитил, встревожил. Как незначительно отразились на нем типические признаки семьи и окружения! Создавалось впечатление, что до него вообще плохо доходит тот факт, что его отец – всесильный монарх. И отчаяннейшая беззаветность в поисках истины! С непривычки обескураженный философ даже испугался такой безоговорочной тяги к Абсолюту и не знал, как на нее реагировать. Их отношения в самом начале определил Арри: не было принца и придворного учителя, были философ и его ученик, оба – рыцари Алетейи, открытые для космических вливаний, не зараженные лозунгами мутной повседневности. Дружбой и доверием мальчика ученый дорожил необычайно, а теперь у него внезапно сорвались слова, пропитанные слишком большой дозой желчи, и он не мог сообразить, как