являлся уже народу не впервые, прежний опыт оказался малоутешительным, и он сам уже не очень верил в благоприятный исход предприятия, что он говорил – разобрать было отсюда трудно, только вскоре толпе, видимо, надоело стоять на одном месте, она угрюмо зашевелилась, неохотно загалдела и предприняла попытку сбиться плотнее. Поступило сдержанное расстоянием предложение слезать с бочки.
Народ все также неинтересно глядел, чесал подбородки, апатично темнея штандартами и коченея лицами религиозного содержания. Поначалу я даже немножко удивлялся про себя, отчего это толпа на себя не похожа, весьма сегодня дружелюбна толпа и как-то не по сегодняшнему тиха, выглядывая из-за плеч, шаркая, благосклонно посматривая на пару разбитых лиц из числа ближайшего окружения, но потом быстро стало ясно, что дело было во мздоимце у перекошенного Косяка. Когда в крайнем ряду, устав, видимо, уже нависать и хрипло орать над редкими заградительными флажочками, кто-то, наконец, плюнул, прервавшись, чтобы сейчас же решительным образом начать перебираться через завесь волчьих зубчиков, мздоимец с перекинутым через плечо ремешком, ни на секунду не утратив скучающего вида, опустился глазами на простертое поле голов, как-то не очень понятно подвигал губами и мышцами лица, не то переживая в этот момент неудобство в полости носа, не то доставая некую с обеда еще затерянную у десен крошку, и уперся рукой себе в пояс, выставляя на свет хорошо, по всему, уже знакомый тут всем малогабаритный инструмент, приосанясь с ответным недвусмысленным намерением воспользоваться правами. В инструменте я с удивлением узнал крайне компактный, почти карманный очень специальный автоматик-«кофемолку» при длиннющей коробке боезапаса и чудовищном, едва ли не втрое большем против остальных размеров, табельном цилиндре глушителя. Вороненый гладкий цилиндр неприятно поблескивая на свету, не оставляя никаких сомнений в отношении своей боеспособности.
Измятый мужчина подо мной – под деревом, в смысле, внезапно обеспокоился, задышал глубже, елозя лопатками и устраиваясь удобнее, я тронул его за рукав, теряясь в догадках, исполнясь любопытства и стараясь с ходу определить, насколько высока вероятность того, что увижу его и все это когда-нибудь вновь, и без особого огорчения приходя к выводу, что такая вероятность крайне невелика: заметно было, что он только со сна и снилось ему не совсем то, что ему хотелось бы. «Грабли…» – утершись узловатой, крепкой пятерней, сумрачно обронил он в пространство, не раскрывая глаз, отстранившись на время от цепляющейся сзади коры, поддернув рубашку, потом поводил плечами и застыл снова. Теперь его измученный сном взор был прикован к собравшимся за моей спиной. «Н-ну, чего, мужик… – недовольно произнес он, сильно налегая на подтекст согласных, недобро раздувая ноздри и упорно пряча глаза в сторону. – Эта… грабли, говорю, убери. Если дороги…» Тут его внимание отвлекло