неприятно.
Он посмотрел через плечо, заранее стискивая челюсти и прищуриваясь, напрягаясь лицом, – однако неожиданно промахнулся взглядом, проваливаясь в пустоту пространства, поскольку стоявший за спиной оказался значительно ниже поля его зрения. Человек глядел на него со сдержанностию, с привычной утомленностью положением, заслуженным уважением и космическим всезнанием практически по всем основным аспектам бытия, сверху вниз, вместе с тем, однако, не без некоторой, далеко скрытой в глазах готовности отпрянуть назад. «Это декан, – предупредительно шепнули на ухо. – Руку будет лучше вынуть из кармана…» Показалось, как будто где-то целиком выключили все дополнительное освещение.
Ощутимо тянуло чем-то подпаленным. Это надолго. Сейчас здесь будет очень тихо и работоспособно, недобро пообещал чей-то голос.
Смотреть, собственно, тут было не на что, он сделал последний шаг за пределы освещенного прямоугольника, ступив в тень, уже забывая обо всем этом и обо всем остальном, посюстороннем или пришедшемся к случаю, оторвал ладонь от стены, в очередной раз поворачивая голову на шум, и увидел, как прямо на него со всех ног мчится явно в поисках кого-то маленький плачущий мальчуган в коротких штанишках с чем-то таким, что больше всего напоминало здоровенное вихлявшееся из стороны в сторону ребристое колесо, которое мальчишка гнал, настигая и отставая, сбоку и впереди себя.
Вынув руку из кармана, отведя локоть назад, он повернулся и, пригнувшись, со всех ног бросился по коридору, далеко вперед выбрасывая пятки и почти не разбирая дороги. Разом сошлись, тесно надвинулись, нависли тут же отовсюду тугие черные стены, замелькали, сливаясь в одну и теряя привычную чернильную окраску, двери, множество дверей, зияющие жерла тоннелей, ребра лестниц, хлестнул, заставляя пригнуться ниже, ударил по лицу рвущийся багровый факельный отсвет, оставляя после себя на глазах след кровавый и долгий, горячий, подкопченный; он ничего не слышал, кроме собственного дыхания, мелькали не оформившимися тенями какие-то размытые, бледные личности, проносились больничные халаты, пиджаки, хватающие воздух руки, его провожали встревоженные лица, его пытались догнать, взять на абордаж, использовать, но вскоре он оказался в полосе мерно бегущих трусцой людей и остался в одиночестве, пару раз при этом он едва не налетел на аккуратно и дипломатично одетых лиц возле плотно прикрытых дверей, пару раз его хотели ухватить за рукав, но он только отмахивался, выравнивая шаг и выправляя дыхание, приветственно и мимолетно касаясь рукой чужих спин и плеч, шлепал по протянутым ладоням и старался улыбаться как можно приятнее: «Потом, потом…»
– …Принцип Реди, господа, – восклицал докладчик, щипля себе мочку уха, широко расставив ноги и нависая над слушателями. – А как же принцип Реди, мм?.. Принцип же все-таки. Аксиома. Устаревшая, правда. Как?.. И потом: необходимо в рабочем порядке закрыть хотя бы вопрос о «смысле жизни».