с ними не делали, с банями: и сквозняк устроят, и печь вынесут, и гуся зарежут – нет, не стынет баня, не стынет и без воды потеет. Народ уж засомневался было, не конец ли света, но нет, кесарь всех собрал, успокоил, объяснил населению в доступной форме, что такое флюктуации поля, народ погудел, поплевался, почесался и начал потихоньку пользоваться, тем более что много ума тут было не нужно. Но какие-то сомнения тогда оставались весьма глубокие. Как-то само собой возникло и долго ходило мнение, что это сам Черт снимает пробу, проверяет, значит, достаточно ли народ в этих местах крепок в вере. Или вот еще дрова эти: бывало, станут рубить – не кончаются дрова. То есть не то чтобы совсем, но если вот, скажем, с утра начать, то к ночи, случалось, управлялись. Значит, берет это мужик нормальную сосновую чурку, рубит, рубит еще, пополам, глядит – половина сосновой дровни в руках, ну, треть – самое большее, причем никто не понимает, как это получается, какой-то один сплошной дефект глаз. Ладно. Рубит он, в общем, дальше – никакого толку, половина двора у него уже завалено дровами, а он рубит, ругается, а рубит, поскольку не рубить никак нельзя, пахнуть они тогда начинают, если не рубить, совсем нехорошо, дышать, рассказывают, совершенно невозможно – так пахнут. Но это бы еще туда-сюда, это бы ладно. Только малорубленные дровни смолой исходить начинают, и странной какой-то смолой, не сосновой; испаряется это она то есть на солнышке, пахнет себе – и становится тогда человек от нее дремотный, нехороший, начинает он тогда смотреть чье-то будущее в натуре, и ладно бы там будущее соседа или там, скажем, соседки, нет, лицезреет он свое будущее, без подробностей, а так, в общем, с таким философским подтекстом – и с нехорошим, надо сказать, подтекстом, на баб вот, говорят, не действует, ни хрена они там не видят, их, я так понимаю, спасает тут природное отсутствие всякого воображения, а вот мужику этого лучше бы и не видеть. Бросает он тогда это занятие, перестает рубить и молча идет собирать дрова, складывать штабелями. Народ, рассказывают, первый раз как присутствовал, так потом полдеревни по лесу собирали. Ну кто ж такое долго выдержит. Только толку от них, от дров, никакого, не горят они. Никакого смеху – грех один. Пробовали со скуки даже ими печи выкладывать, ничего, работают печи, рассыхаются, правда, быстро… Огнеупорные дрова. Тени еще говорящие были. Тоже надо рассказать. А еще повадились одно время стаи каких-то молчащих попугаев, сам видел. Из теплых стран, говорят. Прилетят и молчат, мать их, да страшно так молчат, с подтекстом – до жути… Ну ладно, я говорю, занесла тебя нелегкая, со всяким может случиться, ну не молчи ты, скажи пару слов – нет, как воды в рот набрали. Ладно там одни попугаи. В погребах простокваша сама собой в сливки сгущалась – это уже после меня было, мне только сливки приносили, без простокваши, так что сам не видел. До чего дошло, как радио туда в тайгу провели, так народ сразу о смысле жизни задумался. Теперь только в таком аспекте. Что самое интересное
