последний горчичник.
– Перестаньте, все в наших руках. В конце концов, все всегда складывается не так уж плохо, если сами себя не будем любить, то кто полюбит, о своем будущем надо думать, о…
– Здесь все языки обложены налогом, – не согласился мужчина.
– Беспокоит?
– Ну, а как вы сами думаете?
Врач, не найдясь поначалу что сказать, несколько томительных мгновений молча смотрел, стекленея лицом.
– Я далек от мысли как-то предупреждать естественные наклонности, стремление к самовыражению тут кого бы то ни было, – произнес он медленно. – Поймите меня правильно, я не душу вас, не запрягаю, но посудите сами: уже совсем было намечались кое-какие многообещающие сдвиги, накануне был меморандум по уже самому заболеванию, мы все помним, какой ценой он нам достался, мы помним, что он был, – но его нет, нет… – Главврач выразительно развел ладонями в стороны.
Мужчина невесело осматривался, делая попытку пригладить ладонью непослушно торчащие над ушами во все стороны метелки волос.
– Я спустил его с лестницы, – ответил он с плохо скрытым удовлетворением. – Самолетиком.
– А постоянный поиск незапертых дверей? – продолжал главврач, делая шажок вперед и перенося центр тяжести на другую ногу. – Была накануне опять же депутация из утвержденных – с самими лучшими намерениями. Теперь нам всем неловко…
– Реформаторы ушли, разбрасывая семя по приемным, – неопределенно произнес мужчина. – У меня до сих пор волосы стоят торчком.
Врач вздохнул.
– Местные обычаи требуют некоторых условностей. Они же настаивают на нашем скорейшем возвращении в покои, нам всем будет лучше поспешить, храня в сердце своем свежесть и непредсказуемость дня. Пока все самое вкусное не съели.
– А что, – угрюмо осведомился мужчина, – объявлен период сенокоса?
– Давайте придерживаться принципа реальности, – сказал главврач. – Здесь все покои по традиции заперты. Дальше разговоров это не пойдет.
– Аналогия вполне может здесь пройти, – ответил мужчина, не соглашаясь. – Мы все когда-нибудь падем жертвой вашей любви к парадоксам.
– И все-таки мне придется настаивать на отказе вам в разумности, мне не совсем понятно, причем тут вы, мне даже страшно подумать, к чему может привести подобная концентрация недоверчивости на единицу площади, до какой степени цинизма мы с вами еще можем пасть, случись (не дай бог) нас в этот час кому-нибудь здесь увидеть.
Мужчина перенес взгляд, как бы сделав над собой усилие, глядя теперь куда-то вдоль по коридору.
– Таково действительное положение вещей, – пробормотал он нехотя. Он больше не смотрел по сторонам.
– Я не хочу сказать ничего плохого, поймите меня правильно, – окрепшим голосом продолжал главврач, со значением прижимая руку к сердцу и делая шаг вперед, – но вы же дальше утра не хотите ничего видеть, куда ж вы сейчас пойдете, в таком виде, вы поглядите на себя, на вас же лица нет. Вас же