«Хайзенберга», – передразнили рядом капризным голосом. – Какой там еще, к бабушке, «Хайзенберг», когда, говорят, нас вообще нет». – «А вот скажите мне: откуда берутся вообще гномы? Да нет же… Черт, какой вы, честное слово… Без бороды». – «А сами, сами-то на что похожи…» – «А в самом деле, кто-нибудь слышал что-то о женщине-гноме? Я вот затрудняюсь…» – «Без бороды. Все то же самое, только без бороды».
Taк, ребята, а теперь все сели прямо и сделали серьезное лицо. Ни разу не встречал. Это в каком смысле – то же самое? А вы откуда знаете? Что? Что без бороды? Погодите, а может, у них у всех бороды? Вряд ли. Маловероятно. По крайней мере, я этого не понимаю. Они тогда уже вымерли бы все естественным образом. Кстати, о них что-то давно ничего не слышно. Возможно, это могло бы хорошо объяснять их исчезновение. И я, господа, как первый боец, но последний судья… А вот этот несносный ребенок определил прогресс как «позитивный количественный или качественный процесс». Демократический социум и жесткость авторитета империи. Понятно, где творчество чувствует себя вольготнее, – и это напоминает мне вездесущую поросль дикого винограда. Но государи же мои! Нe забывайте, плоды домашнего винограда крупнее! И те удовольствия, что не по зубам, но по карману… Ощущаю червячок сомнения! И червячок этот, господа, совершая омерзительные движения телом своим…
Бросьте, господь создавал мир, руководствуясь библией.
Вы можете иметь свое собственное мнение, если оно согласовано с моим.
И встретились хитрый с умным, и говорит хитрый умному: что, говорит, есть хитрость и что есть ум?
И сказал хитрый: тот, кто непонятен.
И смеялся, скорбный: кто умеет балансировать на тонкой грани и никогда не впадать в крайности.
Причем, если умный держится на ней от избытка ума, хитрый ее находит еще от недостатка глупости.
Что есть «грань»? Это то, чего обычная посредственность (дурак в норме) не видит никогда.
Кто точно определяет случайное.
Кто убедительно и безусловно может доказать, что он дурак. Он всегда ошибается дальше других. И точно знает, что не умен, и знает, почему не сможет им стать. И он всегда видит дальше других.
А если он видит дальше, чем полагают другие, тогда он – умеет быть хитрым. Великое мироздание, как же просто быть умным, находясь среди дураков… Он, уклоняясь от чужих локтей и взглядов, пробился поближе к коридорному пространству, которое непосредственно прилегало к дверям с восседавшим в них большущим черномордым ясноглазым псом. Зверь имел вид помятый, до значительной степени угнетенный и встрепанный, словно со сна, морда у него была недовольная, и там было значительно свободнее.
Воздух обладал каким-то особенным, канцелярским привкусом. Привет, подумал он. Здесь тоже была приемная. У приемной наблюдалось оживление, проистекавшее из имевшего тут место рабочего беспорядка. Суровый зверь в дверях,