случаю придумали: «вовремя похоронить детерминизм».
Я это все к тому, – продолжал Адвокат, прижимая пальцы к глазам, – что здесь закапывать детерминизм не нужно очень спешить. По традиции принято, конечно, чуть что – кивать на флюктуации: «нельзя просчитать». Но даже в нелинейных системах пресловутые флюктуации валят выбор на один из бесчисленных сценариев развития вроде бы ни к селу ни к городу. Но: ведь строго в плоскости только возможных решений и ни в коем случае не иначе. Естественно, начинает возникать невольное недоумение, а из чего, собственно, следует запрет, что флюктуация сама не имеет права иметь свою логику и что рано или поздно ее можно будет вычленить и более или менее просчитать? Жизнь на этом, положим, сразу не закончится, но перед фундаментальными свойствами материи нужно встать и склонить головы…
Короче, если опустить всю вводную часть с послесловием. Если какое-то событие по степени своей вероятности стремится к единице, то в своих последующих действиях вы принимаете это событие как данность и как уже осуществившееся, и в последующем исходите только из этого. Все крайне просто, как видите. Например, если вы путем стандартных логических построений приходите к тому, что кто-то хотел вас хорошо подставить, но не подставил в силу объективных обстоятельств, скажем, просто в силу недостаточно точного знания о вашем существовании, то вы строго исходите из того, что вас уже подставили, со всеми вытекающими отсюда последствиями, а не рефлексируете, прижав ладони к лицу, что такое высокая мораль и почему вам не везет…»
Я сидел, с неприятным чувством стискивая меж колен ладони, и чем больше я слушал, тем большее удручение меня охватывало. Это было уже совсем что-то на грани приличия.
«Вот давайте нелинейные системы сегодня хотя бы трогать не будем, – сказал я, кладя ладонь на холодный подлокотник и морщась. – Все равно никто в них ничего толком не понимает».
Адвокат тоже помолчал вместе со мной, отведя глаза, тихонько вертя сиденье коленками туда-сюда и удобно подпирая ладонью подбородок. «А чего я такого сказал? – спросил он не очень внятно. Мы оба, каждый на своем месте, сидели, осторожно пробуя на прочность свои сиденья и ни на что не реагируя. – Отнесемся к этому как к еще одному поводу остаться в живых. Вы еще не знакомились вплотную с нобелевской речью Дьявола? И не торопитесь. Это всегда не поздно. В конечном счете, нам с вами предстоит исходить из ощущения новизны».
Собеседник задумчиво побарабанил по полировке пальцами, невидяще уставившись в стол. На лежавшем перед ним листе можно было разобрать предварительные наброски некой диаграммы или, может, некоего большого иероглифа. «Веселится и гуляет мой, народ…» – негромко обронил Адвокат, отвернув ухо от двери, и прикрылся ладонью. Стол перед ним сохранял неприступный вид, он весь был какой-то чересчур правильный, ненормально гладкий, ничего не отражающий, странный, страшный, темно-серый,