Я не хочу, чтобы люди унывали. Сборник рассказов, сказок, пьес, сценариев, статей
у нее легко шли иностранные языки, и устроилась на работу в аптеку, а пан поэт учил-учил в шестимесячной школе родной язык, да так ничего и не выучил, остался с русским языком – поэтому на работу опять его не взяли. Как и в России, стал сидеть дома и полнеть. Его родная стихия, как оказалось, это русская литература, язык Пушкина, Тургенева, Набокова, и от нее он так и не смог оторваться, несмотря на тысячи километров.
…Так и сидит в жару в уютной квартире, ест, готовит, – общаться не с кем, скучает по русским девам, пишет им письма с видами Земли обетованной; твердит им, что русские женщины самые умные и самые красивые в мире.
Когда уезжал Войт, то громко плакал, вытирая носовым платком лицо. Поел моего пирога с картошкой на прощание и спросил: Когда еще уральской картошечки поем? – совсем по-стариковски. Подарил моему сыну подарки и сказал «Учись хорошо в первом классе!». Мне альбомы свои по искусству и коробку одежды притащил. …Всё даром, всё, что хотел сначала распродать. В газету «Ярмарку» объявления давал, потом плюнул и с уральской щедростью всё раздал знакомым. Я овсяного цвета жилет, вязанный носила долго.
…Жалко, что уехал хороший человек, порою нам его не хватает, пусть и тунеядец он по советским понятиям был.
Старится там наш плейбой, в ихнем Израиле.
В доме с колоннами, что напротив ремонт не делали давно, он утратил былой блеск и величие, там, небось, живет какая-то простая семья, квартира Войта занята.
В окнах – шторки. А вдруг позвоню я в дверь на третьем этаже, и поэт откроет дверь мне? Вид напротив дома улучшился – на кладбище церковники возвели каменную ограду вместо унылого зеленого деревянного забора.
Погромов не было, но началась чеченская война, первая, потом вторая.
И наши евреи, бывшие сограждане, живут рядом с Ираном и «арабскими террористами », – из огня да в полымя, из мира на войну их забросило.
Мне кажется, что там ему скучнее без нас, чем нам без него. О поэте-плейбое мы редко здесь вспоминаем – в текучке активного творчества, выставок, конференций, работы и учёбы. Некогда притормозить, вспомнить о Войтике, как ласково называли мы его с подружкой Ленкой, – и она теперь в эмиграции в США, вышла там дважды замуж. Здесь ее мужа, Леву Пластока, бизнесмена, убили очередью из автомата бандюки, отобрав впоследствии 3-комнатную квартиру. Отдельная песня. Его долго искали. Нашли по весне – машина оттаяла на дороге в Шадринск. Ленка была испугана этим происшествием и из Штатов на похороны не приехала; да и то, развелись они накануне отъезда. Недавно Ленка приезжала отчима хоронить. Побыла и быстро уехала. Дочь ее, Юля, тоже там живет, под Нью-Йорком, где-то. Внука Лене родила. А мне тоже свезло выйти замуж за актера, парня-волжанина, из Нижнего Новгорода, мы прожили с ним менее 5 лет…
Этот рассказ о пане-поэте написан, чтобы совсем не позабыть хорошего в сущности человека.
ЗИМА – СЕРЕДИНА ЖИЗНИ
Зима, холода. Из окна дует. 1996-й год. Фрамуга