китель надел, и туфли новые. На вешалке еще круче дыбится своей взлётной кривизной новая его фуражка. Новейшая. Парадная.
Чуть в сторонке, с инструментами, стоит группка озадаченных житейскими обстоятельствами музыкантов.
– Я думаю, мужики, этого лейтенантика обязательно нужно будет в кабак сводить. Проверить на русское гостеприимство, на устойчивость, и прочее. Как думаете? – Ведёт тему озабоченный патриотической проблемой Евгений Тимофеев, трубач.
– Обязательно! Как пять копеек. А где башли взять? Это ж, целая куча баксов… – Ужасается прапорщик Мальцев. Геннадий Мальцев, тромбонист.
– Где-где… А может, ко мне, на хаус? – гостеприимно предлагает выход Сашка Кобзев, кларнетист. – А?
– Ну, конечно, к тебе на хаус, – всполошившись, ехидничает Трушкин. – Опять твоя тёща в рот будет заглядывать, да рюмки считать… «Какая дороговизна вокруг, какая дороговизна… Вот раньше, вот раньше…» Еще чего доброго привяжется к нему, к этому Гиллу, с рекламой своей коммунистической партии, как та тётка с «Кометом», не оторвешь.
– Ага, или начнет опять всех жизни учить, как тот Жирик. Нет-нет, это не пойдет. – Добавляет Женька Тимофеев. – Она меня еще прошлый раз во как достала, до сих пор отойти не могу. Ты меня, Санёк, извини, но не с американцем к тебе в гости идти, разве что с Зюганычем.
– Да я чего, я понимаю, – огорчённо разводит руками Кобзев. – Сам по ночам вздрагиваю… Уж дома, верите нет, и табурет её опять починил, и посуду мою… иногда. Даже мусор стал выносить… а ей всё мало и мало – зудит и зудит. Телик с ней вообще не возможно смотреть, заманает почище любого комментатора.
– Ладно, не плачься, не у тебя одного…
– Да, Санька, не уводи мысль в сторону, – чутко следит за ходом стратегического планирования Тимофеев. – Что делать-то будем, чуваки, где башли на кабак брать, а?
– А может, к Ленке завалимся? – предлагает вариант находчивый Лёва Трушкин. Левон Арнольдович, если официально. Он армянин. В оркестре на тубе играет. – Ну, к той, с вещевого рынка. – Видя, что коллеги не врубаются, поясняет. – Ну, рыжая такая… – Показывает руками силуэт виолончели. – Помните? Ля-ля-ля, тополя… А я люблю военного, такого здоровенного!.. Ой-ой, приходите-приходите, мальчики!.. Я был пару-тройку раз, нормально, ага. Всё есть, кроме джакузи… И сама ничего…
– Может, у неё и занять? – подсказывает Кобзев.
Их размышления прерывает резко открывшаяся входная дверь…
Чуть с заминкой в дверях, в оркестровый класс первой входит совсем молодая женщина в военной форме не нашего образца. Она в высокой пилотке, с яркой задиристой цветной эмблемой, военной рубашке с отложным воротником, украшенной военными бирками и опознавательными нашивками, брюках и высоких ботинках на толстой рубчатой подошве. Без какого-либо макияжа, лицо милое и улыбчивое, загорелое и в веснушках, каштановые волосы аккуратно подобраны и уложены под пилоткой. Фигура явно спортивная, подтянутая. Небольшая грудь, как на манекене, легко просматривается под натянутой рубашкой, аккуратные формы бедер обозначены облегающими брюками, свободно ниспадающими