в ночной бар. Весь интерьер задрапирован белой тканью, подсветка оттеняет складки, придавая пространству форму и объем. Столы прячутся под белыми скатертями, стулья укутаны в белые чехлы, официанты носят белые фартуки и манжеты. Люди сидят парами в глубине зала. Звучит знакомая мелодия Элтона Джона.
– Guten Abend[8],– говорит официант и кладет на стол меню.
На его доброжелательность отвечаю сдержанной улыбкой. Язык меню незнаком.
– Have you got an English menu?[9] – спрашиваю я, недоумевая, почему меня приняли за немца.
Официант утвердительно кивает и удаляется. По доносящимся обрывкам разговора барменов становится понятно, что они беседуют между собой на немецком. Содержание меню несколько обескураживает. Официант склоняется надо мной для получения заказа. Выбираю коктейль “Cool sex” из списка аналогичных названий. Мягкое кресло притупляет внимание, и не сразу бросается в глаза, что все сидящие пары состоят из мужчин. Одеты со вкусом, преобладает черно-белая гамма, облегающий силуэт подчеркивает фигуру, шарфы изящны, стрижки элегантны.
Официант, широко улыбаясь, приносит напиток в высоком красивом фужере. Из бокала торчат соломинка, зонтик и зеленая рыбка. Ощущается присутствие рома и тропического сока, прочие составляющие растворяются в моем незнании. Входят новые посетители. Двое мужчин, один высокий, с утонченными чертами лица, другой полный, с растерянными на подушках волосами. Проходят мимо меня. Рука толстого ложится на талию высокого, а затем медленно опускается на его ягодицы. Мое тело вскидывается со стула и выпрямляется. Быстро достаю из кошелька деньги, оставляю двадцать марок и выхожу.
Накрапывает дождь, но тепло. Уличные столики спрятались под зонтики. Из одного ресторанчика доносятся исполняемые под гитару песни Азнавура, посетители периодически взрываются аплодисментами. Проезжающие в двух метрах машины известных во всем мире марок не оставляют неприятного запаха отработанного газа, тихо шуршат покрышки, изредка прорывается рокот моторов.
– Странно, – подумал я вслух, – можно говорить по-русски и никто тебя не поймет.
– Вы из России? – обратился ко мне мужчина, сидящий за соседним столиком.
– Да, – вырвалось. Откуда эта подавленность в голосе?
– Вы простите меня за акцент. Мои родители покинули Россию с первой волной эмиграции. Всегда испытываю голод по общению на родном языке, – добавил он.
– Кто-то из моих родственников, насколько я знаю, тоже эмигрировал. Родной брат отца прадеда, заметный в ту пору писатель. Известность ему снискали романы «Санин» и «У последней черты». Однако Горький назвал «Санин» контрреволюционной книжкой – по тем временам, считай, приговор. Вдобавок навесили ярлык порнографического чтива. Кажется, он уехал в Варшаву. Его фамилия была Арцыбашев. Вам знакомо это имя?
– Да, да, конечно знакомо. Насколько я знаю, Михаил Петрович недолго прожил в эмиграции, года два или три, рано умер. Мне довелось прочесть его философские суждения о Чехове, Толстом. Много интересных мыслей.