спастись каким-то чудом, всему экипажу и пассажирам, и через пять долгих дней их нашла поисковая группа. Или когда дважды ложился под нож кардиохирурга, потому что сердце больше не хотело играть по правилам. И сейчас, будь на его месте другой человек, он бы знал, чем ему помочь. И, возможно, у этого человека были бы шансы… Но не у него. Не у него рядом с безмятежно спящей Соней.
В этот раз смерть исхитрилась, выбрала правильное время и подобралась слишком близко. Слишком близко для того, чтобы надеяться на еще одно чудо. Прощай, генерал! Пришла пора оставить войско, ждущее нового приказа. Оставить женщин, которых любил, оставить мир, который не успел покорить. Этой ночью мешок с чудесами для него опустел. И будь у него возможность вернуться хоть на несколько часов назад, он бы вернулся только для того, чтобы обнять ее, свою Соню, и в своем мелочном эгоизме заработал бы на ней сердечный приступ, чем вот так, как старик, беспомощный и оставленный умирать наедине со своей памятью.
И когда она увидит его, она обязательно решит, что он бросил ее… Ах, Соня, да разве я бы оставил тебя по своей воле, разве я хотел бы умереть рядом и далеко, не в твоих объятиях, не услышав, что ты прощаешь меня за все. Что ты будешь любить меня, пока мы не встретимся в другом, твоем или моем мире. Что ты будешь помнить меня, хотя бы помнить! Она решит, что он испугался ее клятвы и бросил, и будет плакать о его предательстве и о тысячах не подаренных ей островов и галактик. И даже предположить не сможет, что он бы отдал все блага мира за одно только утро в этой кровати, когда он снова сможет проснуться и сказать: «Обними меня крепче, Сонька, ночь была долгой, и я так соскучился без тебя». И пройдет совсем немного времени, прежде чем она забудет его и станет искать мужчину, кто заменит его, кого он сам ей напророчил, сгорая от ревности и глядя в ее глаза с плывущими в них облаками.
– Соня, – прошептал он, надеясь разбудить и не смея разбудить одновременно.
Она заворочалась на своей подушке и как будто потянулась к нему, но замерла на половине пути и задышала легко и ровно. На часах было без четверти четыре. В пять минут агонии он смог вместить почти всю свою жизнь, половина из которой была отдана ей, все свои мечты и надежды, всю свою боль и нерастраченную любовь.
Он протянул к ней руку, чувствуя, как предательские слезы бегут по щекам, потому что море переполнило его до краев, и он уже больше не мог дышать и только слышал этот странный клокочущий звук в груди, и боль туманила рассудок, но все еще удерживала сознание на границе реальности и небытия.
– Соня, – одними губами позвал Илья. – Прости меня… Мне пора…
Последней его мыслью была мысль о том, что он успел сказать, как будет любить ее все дни своей жизни, и не успел сказать главного: что и после смерти будет любить ее вечно. И соленое море боли легко и равнодушно поглотило его, а рука бессильно легла рядом с Сониной рукой, так и не успев