всегда делает то, что ты ему подсказываешь?
Прежде чем ответить, Струан выглянул из палатки в темноту ночи:
– Он следует моим советам в большинстве случаев. При условии, что я оказываюсь последним, с кем он советуется.
Кулум двинул носком башмака другую золотую монету:
– Должно же быть что-то… кто-то, к кому можно обратиться. У тебя не может не быть друзей.
Мысли Струана неумолимо возвращались к единственному человеку, который мог бы разжать для него капкан: Тисэнь. Брок заберет все наши корабли при первой же возможности и без всяких церемоний, думал он, исходя бессильным гневом. Без кораблей тебе конец, парень. Конец всему: компании, Гонконгу, твоему плану. Ты можешь начать сначала, это верно, но не заблуждайся: тебе уже никогда не построить такого флота и не набрать столько людей. И ты уже никогда не сможешь обогнать Брока. Никогда. Ты станешь вторым. И останешься вторым до конца дней.
Струан почувствовал, как кровь застучала в его висках, вены на шее вздулись. В горле пересохло. Я не буду вторым. Клянусь Создателем, всеблагим и всесильным, я не могу! Не могу. Не могу. Ни после Брока, ни после кого-то еще.
– Завтра, когда вернется «Китайское облако», я отправлюсь в Кантон. Ты поедешь со мной.
– А как же быть с распродажей? Я должен этим заниматься?
– К дьяволу распродажу! Нам нужно сначала спасти компанию. Возвращайся на «Отдыхающее облако», мой мальчик. Мы отправимся сразу, как только будет возможно.
– Хорошо. – Кулум встал.
– Спокойной ночи, сынок.
Кулум опустил глаза. Монеты, завораживая, притягивали к себе его взгляд. Он нагнулся и начал собирать их.
– Я же сказал тебе оставить их в покое!
– Я не могу. – Капельки пота выступили на лбу Кулума. Ему казалось, что монеты обжигают ему пальцы. – Я… Они должны быть моими.
– Ради Бога, зачем?
– Не знаю. Я… я просто чувствую, что они нужны мне. – Он положил гинеи в карман. – Теперь они мои. Спокойной ночи, отец.
Струан в одиночестве обедал в просторной столовой их внушительной фактории в кантонском поселении. Это большое трехэтажное здание было построено Ост-Индской компанией сорок лет назад. Струан всегда мечтал о нем как о единственном, достойном Благородного Дома. Восемь лет назад он купил его.
Столовая располагалась на втором этаже. Из ее окон открывался вид на Жемчужную реку. Этажом ниже протянулся лабиринт контор, складов, оптовых магазинов. Третий этаж занимали жилые комнаты и среди них – личные апартаменты тайпана, тщательно отгороженные от остальных. Здесь имелись свои внутренние дворики, галереи, отдельные комнаты и общие спальни. В доме жили и работали от сорока до пятидесяти португальских клерков, кроме них, еще десять-пятнадцать европейцев и сотня китайских слуг-мужчин. Закон запрещал нанимать прислужниц-китаянок.
Струан отодвинул резное кресло от стола и раздраженно закурил сигару. Огонь в огромном камине согревал мраморные плиты, которыми были выложены пол и стены. За столом могли одновременно обедать до сорока