рожденья мой сын благородства печатью отмечен.
Мой Рама с людьми благодушен, приветлив, сердечен,
Почтителен, ласков, безгневен, душою не злобен.
Мой Рама обидного слова изречь не способен!
Исчадье бесстыжее царского дома Кекайя,
Не думай, чудовищной речью меня подстрекая,
Что я для тебя, скудоумной, пущусь на злодейство!
Державу замыслила ты погубить и семейство.
Постылая лгунья, претит мне твое лицедейство!»
Врагов сокрушитель, под стать одинокой вдовице,
Рыдая, ударился в ноги жестокой царице.
Как в муке предсмертной, супругу молил он усердно:
«Ко мне, госпожа дивнобедрая, будь милосердна!»
[Мольба Дашаратхи]
(Часть 13)
И снова просил у Кайкейи пощады властитель, –
Проживший свой век добродетельно, долга блюститель:
«Не прихоти ради, – о пользе державы радея,
Преемника раджа себе избирает, Кайкейи!
Царица с округлыми бедрами, с ликом прекрасным,
Дай Раме Айодхьи правителем стать полновластным!
И Раму и Бхарату – любящих братьев обрадуй!
Тебе почитанье народное будет наградой».
Стремясь победить нечестивицы злость и предвзятость,
Молил он: «Уважь мою старость, наставников святость!»
Глаза повелителя были от слез медно-красны,
Но были его увещанья и просьбы напрасны.
На землю свалился в беспамятстве раджа несчастный.
Весьма оскорбленный супругой своей непреклонной,
Он горько вздыхал и ворочался ночью бессонной.
Когда на заре пробудили царя славословья,
Велел он певцу отойти от его изголовья.
За Рамой посылают царского возничего Сумантру.
[Сумантра во дворце Рамы]
(Часть 15)
Помазанья Рамы ждала с нетерпеньем столица.
По городу лихо Сумáнтры неслась колесница.
Дворец белоснежный узрел, торжествуя, возница.
Красой отличались ворота его и террасы.
Он высился вроде горы осиянной, Кайласы.
Казалось, блистает не Рамы, но Индры обитель,
Что в райском селенье воздвигнул богов повелитель.
Обилью камней драгоценных, златым изваяньям
Громады порталов обязаны были сияньем.
Огромный дворец походил на пещеру златую,
Что Меру собою украсила, гору святую.
В покоях сверкали гирлянды жемчужин отменных,
Искрились тяжелые гроздья камней драгоценных.
И, белым сандалом изысканно благоухая,
Подобно туманом повитой вершине Малайя,
Был полон дворец журавлей трубногласных, павлинов,
Что дивно плясали, хвосты опахалом раскинув.
А стены – приятное зрелище стад беззаботных
Являли – резцом иссечённых прекрасных животных.
Как месяц, как солнце, блистающий, стройный сверх меры,
Дворец богоравного