вперед, другие остались на месте. – Ублюдок! Подлый изменник! – завопил Рейнард, снова вскинув меч.
Груссин набрал в грудь воздуха, перехватил топор обеими руками и разнес меч на куски. Лезвие топора, отскочив от разбитого эфеса, врезалось атаману в бок. Тот упал на колени, скрючившись пополам. Груссин еще раз взмахнул топором, и отрубленная голова Рейнарда покатилась по снегу. Бросив свое оружие, Груссин повернулся к Реку.
– Он не всегда был таким, каким ты его знал, – сказал он.
– Почему? – спросил Рек, опуская меч. – Почему ты это сделал?
– Кто знает? Не только из-за тебя – или из-за нее. Может, что-то внутри просто сказало мне – довольно. Где твой караван?
– Я наврал про караван.
– Ладно. Больше мы не увидимся. Я ухожу из Гравена. Это твоя женщина?
– Нет.
– Ты неплохо держался.
– Да.
Вернувшись к атаману, Груссин подобрал свой топор.
– Долгой была наша дружба. Слишком долгой.
И Груссин, не оглядываясь, повел разбойников обратно в лес.
– Просто не верится, – сказал Рек. – Это настоящее чудо.
– Давай-ка закончим свой завтрак, – предложила Вирэ. – Я заварю чай.
В хижине Река затрясло. Он сел, уронив меч на пол.
– Что с тобой? – спросила Вирэ.
– Замерз, – ответил он, стуча зубами. Опустившись на колени, она стала растирать ему руки.
– Чай тебе поможет. Сахар есть?
– Есть – в котомке, завернут в красную бумагу. Хореб знает, какой я сластена. Обычно я не так чувствителен к холоду – ты уж прости!
– Ничего. Отец говорит, что сладкий чай хорошо помогает против… холода.
– Понять не могу, как они нас нашли? Снег должен был завалить все следы. Странное дело.
– Не знаю. На, держи.
Он пригубил чай, держа свою обшитую кожей манерку обеими руками. Горячий напиток плеснул ему на пальцы. Вирэ собрала вещи, выгребла золу из очага и сложила дрова для новых путников.
Горячий сладкий чай успокоил Река.
– Что ты делаешь в Дрос-Дельнохе? – спросил он.
– Я дочь князя Дельнара. Я там живу.
– Он услал тебя из-за войны?
– Нет. Я отвезла письмо Абалаину, а теперь должна доставить еще одно. Сделаю это и вернусь домой. Тебе полегчало?
– Да. Намного. – Рек, помявшись, посмотрел ей в глаза. – Меня трясло не только от холода.
– Я знаю, но это не важно. После боя всех бьет дрожь. Главное – как человек ведет себя в бою. Отец мне рассказывал, что после Скельнского перевала его месяц мучили кошмары.
– Тебя вот не трясет.
– Это потому, что я все время чем-то занимаюсь. Хочешь еще чаю?
– Да. Спасибо. Я уж думал, нам конец. И мне вдруг стало все равно – восхитительное чувство. – Он хотел сказать, как хорошо ему было стоять рядом с ней, – и не смог. Ему хотелось подойти и обнять ее – но он знал, что не сделает этого. Он только смотрел, как она наливает ему чай и размешивает сахар.
– Где ты служил? – спросила Вирэ, чувствуя