в кухню на костылях Феликсовна.
– Но как же ты будешь… в таком положении?
Женя старался избегать выражений типа «без ноги», «на одной ноге» и тому подобных и не сразу находил им замену. Ольга чувствовала его замешательство, и от этого было еще больнее.
– Женя, я прошу тебя: не разговаривай со мной как с неполноценной. – Взгляд у Феликсовны потух. – Твоя так называемая деликатность еще больше мою ущербность подчеркивает. Хочется тебе сказать «безногая» – так и говори, хочется сказать «калека» – говори «калека».
– Ну, так тоже нельзя. – Васильев опустил голову.
– Так можно. И даже нужно. Если ты, конечно, хочешь, чтобы я чувствовала себя нормально.
– Я тебя не понимаю.
– Жаль… Поставь стул между мойкой и плитой. Мне так будет удобнее.
Ольга с трудом села, отставив костыли и, оглянувшись вокруг себя в поисках кухонных принадлежностей, вздохнула:
– Боже, какая же я действительно беспомощная, – и от отчаяния долго не могла поднять с колен отяжелевших рук.
– Ты мне только говори, что нужно делать, и я сам управлюсь. – Женя переминался с ноги на ногу.
– А что будет, когда ты уйдешь на службу, будешь в наряде или в командировке?.. А стирка, уборка?..
– Я все буду делать, – пробормотал Женя, сам не веря в то, что говорит. – И потом, живут же люди и без обеих ног, и парализованные. Вон, Николай Островский, слепой и неподвижный, целый роман написал – «Как закалялась сталь».
– Типун тебе на язык. – Ольга вздохнула и достала платок. – Ты, Васильев, после войны поглупел, что ли?.. Никак не поймешь простой вещи: люди в таком положении заканчивают совместную жизнь или хотя бы продолжают нормально начатую. Но я не слышала, чтобы кто-то с такой беды начинал.
– Вот мы и будем первыми. Опять же, наверное, на первых порах твоя мама поможет?
– Моя мама если узнает, боюсь, как раз и будет полностью парализованная – у нее того здоровья несчастного осталось на пару сезонов… Да и у отца тоже… И что ты будешь с нами, калеками, делать – закаляться, как сталь?
Васильев, не поднимая глаз, достал сигареты.
Ольга смотрела на него неотрывно, и губы ее еле заметно вздрагивали.
После молчаливого ужина Феликсовна ушла в ванную одна, не позволив Васильеву помочь. Женя расстелил диван-кровать и ходил по комнате, изучая Ольгину библиотеку. Из ванной вдруг донесся глухой удар. Васильев метнулся к закрытой двери.
– Ты упала, Оля?! Открой! Я же предупреждал!
Феликсовна не открыла.
– Успокойся. – Голос ее готов был надорваться. – Ничего страшного.
Спустя десять минут она вышла с костылями, в халате, надетом поверх длинной, почти до пят, ночной рубашки.
– Ударилась? – Васильев внимательно посмотрел Ольге в глаза.
– До свадьбы заживет, – отрезала Феликсовна.
– Ну, что ты такая неприступная, как Брестская крепость?! Я же помог бы в ванной. Что ты там такое от меня прячешь, чего я не видел? – Феликсовна начинала его раздражать.
– Кое-чего