себя ничего и никого. Вновь возникла мучительная мысль: «Значит, не приснилось». А вслух сердито произнёс:
– Может, увидишь меня?
– Да, прости… Дьюри, я ухожу…
Дьюри посмотрел на неё пристально. Побелевшее лицо Ицы напоминало ему маску. Из практики своей семейной жизни он знал, что с маской не стоит спорить, она его не слышит, но и отказаться от желания уговорить её не мог.
– Куда? – спросил он.
– Да не всё ли равно, – ответила Ица.
– Нет. Конечно, нет. Ица, я тебя не понимаю, у меня страшно болит голова, поговорим в другой раз. Хорошо? Который час? Ох! Я опаздываю в контору… Есть, не буду, прости…
Ица опустила голову, а потом совсем тихим голосом произнесла:
– Другого раза не будет.
Дьюри не то не расслышал, не то, боясь услышать правду, сделал вид, что не слышит, и быстро вышел. Когда он вернулся с адвокатской конторы после работы, Ицы не было. На столе лежала небольшая записка. Дьюри схватил её и начал читать:
Дьюри, прости!
Я знаю, что во многом виновата перед тобой, но я так больше не могу жить. Я тебя предупреждала, что я не могу жить без любви. Но ты настаивал. Я сдалась под твоим напором и вот… Видно, недостаточно, когда любит только один из супругов. Когда устроюсь, заберу к себе Чиллу. Прощай и не ищи меня.
С трудом дочитав записку, он как подкошенный сел на первый попавшийся стул, но просидел на нём недолго. Мысли и чувства его менялись от мести до мольбы. Выбежав из дому на поиски Ицы, он так и не знал, что сделает с ней, если вдруг найдёт её.
– Вы что, спите? – теребя Дьюри за плечо, спросила взволнованная дежурная сестра.
– Нет! Что вы, – растерянно промямлил Дьюри, – я только вспомнил…
– Здесь не место для воспоминаний… Вам пора уходить.
– Да, да, конечно, – вставая, промолвил Дьюри, – а что говорят врачи насчёт ребенка?
– Хотя мальчик недоношенный, но они сделают всё возможное, он выкарабкается…
Дьюри заметил, как что-то дрогнуло в лице жены, хотя она продолжала лежать с закрытыми глазами.
– Куда он должен карабкаться? – недоуменно спросил Дьюри.
– В жизнь, – ответила дежурная, но, видя, что Дьюри не понимает её, добавила: – будет жить.
– А… – понимающе промычал Дьюри и, бросив последний взгляд на Ицу, тихим голосом прошептал: «Прости», – а потом обречённо поплёлся за дежурной сестрой, к выходу.
Прошло несколько месяцев. Ребёнок, как и предполагали врачи, выжил, окреп и вскоре не только нагнал в весе своих ровесников, но стал даже опережать многих из них. После каждого посещения врача детской консультации Ица возвращалась домой в приподнятом настроении, что немедленно передавалось всем, даже Дьюри, с которым она начала говорить. В семье отношения стали прямо зависеть от состояния здоровья ребенка. Когда ребёнок капризничал или почему-то плакал, то все чувствовали себя словно виноватыми. Когда же малыш был здоров и весел, то и всем было