Мориньер вошёл, король сидел за столом и что-то читал.
Услышав приглушённые ковром шаги, он поднял голову. Нахмурился.
– Где вы пропадаете, сударь? Мы уже битый час ждём вашего появления!
В самом деле, ровно час назад закончился Совет депеш. И сразу по его окончании Людовик послал за Мориньером.
Собственно, он намеревался сделать это ещё до начала Совета. Но эти бесконечные просители… Сначала графиня де Ламотт упала к его ногам, умоляя выслушать её историю. Потом этот де Бриенн…
Вообще говоря, де Бриенн сегодня не совершил ничего предосудительного. Но видеть его Людовику было все ещё неприятно. В глазах придворного ему мерещились одновременно вина и насмешка. Вину де Бриенну король почти простил, но насмешку простить не мог.
Людовик и сам признавал, что в последнее время совершает ошибку за ошибкой. Он слишком несдержан. Он огорчил бедняжку Лавальер. А она этого вовсе не заслужила.
Недовольство собой должно было излиться наружу. Мориньер предоставил для этого великолепный повод.
– Замечательно! Превосходно! – король пристукнул ладонью по столу. – Я запрещаю придворным посещать кабаки и таверны – и что же я слышу? Что «господин де Мориньер является завсегдатаем одной из таверн, расположенных неподалёку от набережной Августинцев»! Как она называется? «Храбрый сизарь»? «Глупая курица»? Отвечайте, Мориньер, какого чёрта вас туда понесло?!
Мориньер едва заметно улыбнулся и склонил голову.
– Для того чтобы владеть информацией, ваше величество, нужно уметь её добыть. А разве не легче всего делать это в тавернах, где выпитое не только ослабляет разум, но и отверзает уста?
– Вот-вот… – король небрежным движением оттолкнул от себя листок. – Очень кстати! И об этом я тоже хотел с вами поговорить, граф. Именно о том, что ваши зрение и слух, кажется, иногда вас подводят. Подумать только, эту гадость мне подал мой брат. С самого утра. Не Лувуа с его секретными сотрудниками. Не вы! – а вы ведь, кажется, уверены, что знаете всегда и всё. А мой братец Филипп! Он, представьте себе, чрезвычайно оскорблён. И требует схватить и повесить всех: тех, кто сочиняет эти стишки, тех, кто их распевает и тех, кто слушает. Всех.
Мориньер подошёл к самому краю стола, подцепил листок двумя пальцами.
Прочитал про себя:
«Принцесса Англии в Сен-Клу
Гуляет, тихо напевая:
– Да, порезвиться я люблю,
Но разве я одна такая?
А с графом Сен-Альбан украдкой
Вы занимались, мама, чем?
Как развлекались с моей бабкой
Мазарини, Бекингем?..
Пожал плечами:
– Ваше величество беспокоят подобные мелочи?
– Мелочи?? Вы полагаете, это недостойно нашего внимания?! – голос короля негодующе взлетел.
Мориньер опустил листок на столешницу и снова отступил.
– Сир, для того, чтобы услышать и записать всё, что поют бродяги в одном только Париже,