непосредственно у объекта работы «красные» при всём желании не могли. По одной лишь причине: бедолага долгое время был не в состоянии не только мозгами, но даже языком пошевелить!
После долгих раздумий начальник контрразведки сделал мудрый шаг: ничего не сделал. Да, «Чекист» не блистал умом – но иногда много ума хуже, чем, если бы его вовсе не было. В данном случае полковник был всецело на стороне гоголевского Городничего. Поэтому он решил: никаких изменений в амплуа. Потому, что от добра добра не ищут.
С содержанием мыслей начальства «Чекист», естественно,
не был знаком. Но действовал он в точном соответствии с ними: «выколачивал», не понимал, запоминал и передавал. Большего от него и не ждали. И не только на данном этапе: начальник контрразведки умел довольствоваться «клоком шерсти с паршивой овцы»…
Глава третья
– Ксеня, как я рад тебя видеть!
– А уж как я рада тебя видеть, дорогой Сёма!
У адъютанта отвисла челюсть: назвать пана головного атамана, самих Семён Васильича, «Сёмой»!
Последовали нежные объятия. Состоялся обмен поцелуями, местами переходящими в засос.
– Да ты проходи, проходи, что же это мы на пороге застряли! – засуетился «пан головной атаман», пропуская гостью вперёд. Заходя следом, он, не оборачиваясь, бросил адъютанту:
– Кофе, коньяк, и никого не пускать!
Ведомая «под локоток», дама, вошла в кабинет. Чрезмерная роскошь его сходу наводила на мысль о том, что «обставляли» апартаменты музеи разных эпох. Готика здесь соседствовала с ренессансом, барокко – с ампиром, украинские рушники – с персидскими коврами, ну, а амбре начищенных сапог – с тонким ароматом французских духов.
На свой лад истолковав реакцию гостьи, атаман обвёл рукой всё это великолепие, и как бы смутился:
– Вот здесь я и …как говорится… Ну, да ты располагайся!
Располагайся! Дай-ка я на тебя налюбуюсь!
Он отступил на шаг – … и налюбовался.
– Хороша! Чудо, как хороша!
Стоявшая перед ним женщина была и в самом деле очень хороша собой: лет двадцати шести-двадцати восьми, стройная, высокая, с высокой же грудью, тонкая в талии. Чувственный рот с полными губами цвета спелой вишни, смеющиеся карие глаза, тонкие дуги подчернённых бровей и густые тёмно-каштановые волосы, уложенные в красивую причёску, довершали великолепный портрет.
– Да и ты, Сёма – прямо, парубок! – не осталась в долгу гостья. – Да який гарный!
Гостья явно льстила пану головному атаману: на «парубка», тем более «гарного», пан явно не тянул. Худощавое, гладко выбритое лицо, глаза цвета олова и такой же степени «выразительности», упрямый тонкогубый рот, редкие тёмные волосы, набриолиненные и расчёсанные на правый пробор – обладатель такого портрета едва ли мог рассчитывать на успех такой женщины, как та, что сидела перед ним.