является проводником в сферу внешнего пространства и нечего его винить за то, что в него вам открываются прекрасные виды в боковой двор, на мусорку. Да и к тому же, не всем же лицезреть те прекрасные виды, которые открываются вам по утрам, а еще более интересно – по вечерам в окнах дома напротив. Где вы, увидев нечто, на что-то намекающее, тут же сообразили, что надо делать, и с любопытством, с коим вы поначалу не спеша думать, а очень быстро среагировав, прижались носом к окну, а спустя осмысленное мгновение, поняв, что, пожалуй, если выйти на балкон, то будет лучше видно. После чего, проделав этот манёвр, оказавшись на балконе, протерев глаза, принялись полной грудью вдыхать прохладный воздух вечера. (А вы о чём подумали? Да, удивительно до чего люди иногда могут додуматься.) Так что, иногда такие – не слишком симпатичные виды – очень благоприятно действуют на внутреннюю душевную обстановку и, наводя на мысли о бренности всякого бытия, позволяют дать свою точную оценку этой различной перспективной бренности.
– А вот спрашивается, какого ладу или чёрта, что пока есть вопрос относительный, меня тогда дёрнуло взяться за ведро (которое, между прочим, как того требует моя конституция решений, еще не переваливалось через края мусором) и в такую ненастную, под дождем погоду взять и пойти выносить мусор. М-да, в этом моем поступке если и нет места мистике, то определенно без вмешательства внешних, под руководством потусторонних сил, не обошлось, – принялся размышлять Алекс, наблюдая за тем, как какой-то, а скорее всего, никакой из себя гражданин что-то там для себя находил.
Сам же никакой гражданин был лишь таким, только судя по своему характерному для асоциальных типов внешнему виду, где его костюм был всего лишь не ярким дополнением к главной атрибутике его внешнего я, его фонтанирующего мыслями, радужного от переливов синих и желтых красок лица. Его мысли и их выражения, видимо, были столь радикальны и не своевременны, что его товарищи по несчастью, либо же по дороге к счастью, посчитав его за человека, опережающего свое время, а также пьющего вне очереди, и за двоих, таким своим, незамысловатым кулачным способом заботясь о его безопасности и здоровье, всего лишь останавливали его чрезмерность понимания жизни.
Ведь каждый знает, а в особенности люди их круга, что всякая неумеренность ведёт к забывчивости, которая вначале окутывает самого неумеренного человека, для которого всё то, что не касается его неумеренности отходит на задний план, а затем, поглотив его, уже самого выкидывает на задний план жизни, где уже никому нет дела до него, что в окончании и приводит их к этим местам, уже чужой отхожей переполненности. И там они теперь, перебирая остатки чужой неумеренности пития и жития, уже могут более спокойно всё осмыслить и, довольствуясь малым и тем, что беспечный Бог подаст, наслаждаться жизнью четырехзначной буквенной аббревиатуры БожеОтпустиМоюЖизнь.
– Да, наверное, и в его жизни