Он наблюдал за монахами, чтобы подать знак Макару, когда тот появится. Но послушника все не было.
Подойдя к одному из братьев, которые последними выходили из церкви и торопливо направлялись к кельям, Артемий спросил, присутствовал ли Макар на службе. Монах подозрительно посмотрел на боярина, и тому пришлось назвать свое имя. Только тогда монах ответил:
– Послушник Макар в церкви. В конце службы он потерял сознание. Сейчас им занимаются брат Кирилл, наш травник, и художник Злат. Несомненно, недомогание было вызвано запахом краски! Он исходит от этой ужасной фрески, которую наш отец Никодим терпит по неизвестным причинам. Этим запахом пропиталась вся церковь! Ничего удивительного, что…
Но Артемий не стал слушать дальше. Он бросился внутрь.
В боковом нефе несколько монахов, среди которых был и травник, тихо беседовали, склонившись над телом, лежавшим на плитах. Грубо растолкав монахов, пробивая себе дорогу, дознаватель присел на корточки рядом с безжизненным телом юноши. Злат поддерживал голову несчастного. Лицо послушника было мертвенно-бледно, рот приоткрыт. Кто-то расстегнул узкий ворот, чтобы Макар мог легче дышать, и Артемий разглядел зловещие красноватые пятна на шее и впалой груди послушника. Тело юноши содрогалось в конвульсиях.
– Макар, ты слышишь меня? – проговорил Артемий, пытаясь сдержать волну бессильного гнева, подступавшую к горлу. – Это я, боярин Артемий. Что ты хотел мне сообщить? Говори!
Юный послушник открыл глаза, поблекшие от страданий. Он смотрел на дружинника, но, казалось, не видел его.
– Злат! – прошептал Макар, и зеленоватая пена выступила у него на губах.
– Я здесь, брат Макар! Я с тобой, друг мой!
Голос молодого художника звучал глухо. Он плакал.
– Говори, малыш! Назови мне имя! – просил Артемий.
Но было слишком поздно. Макар, вздрогнув, широко раскрыл глаза… Через мгновение его тело застыло. Потом он весь обмяк и упал на руки Артемия. Ни дознаватель, ни кто-либо другой больше ничего не могли сделать для Макара…
Дружинник осторожно положил голову послушника на плиты и поднялся. Один из монахов перекрестил безжизненное тело. Злат опустил голову. Слезы художника потекли на бледный лоб его друга. Артемий положил руку на плечо Злата, обвел взглядом людей, склонившихся над трупом. Лица одних монахов были суровыми, других – выражали любопытство, однако все они были удивленными.
– Бог мне свидетель, я никогда прежде не видел столь сильного приступа! – прошептал брат Кирилл, травник.
– Бедный юноша не отличался крепким здоровьем, он заболевал от любого пустяка… – начал другой монах.
Но прежде чем собравшиеся начали оживленно обсуждать происшедшее, Артемий прервал их:
– Именем князя Владимира и властью, данной мне, выйдите, братья! – приказал он. – Я должен осмотреть тело. Злат, ты можешь остаться, – добавил он, обращаясь к художнику, который,