подошла ко мне и взяла мою руку.
– И желаешь. Просто не с Никитой. Какая же это сказка, если ты не любишь человека, это быль!
– Ты не понимаешь меня; того, что я чувствую. Мне больно. Они лишили меня выбора, – я вздохнула. Никита! Он ведь знал, что я откажу, но всё равно пошёл к моему отцу. Почему? Потому что так правильно, а он привык жить именно так. А мои родители? Я знаю, они любят меня. Но они и мысли не допустили, что всё может сложиться как-то иначе. В их понимании мы должны быть вместе. Даже Алиса, которая знает меня до мозга костей, не может и вообразить, что я могу избрать другой путь или, не приведи Бог, пойти против всех. Она знает, как я поступлю. Но знаешь, что? Меня тошнит. Я всю свою жизнь прожила в мнимой свободе и совершала не те поступки, которые я хотела, а те, которых от меня ожидали. Мне невыносима мысль, что я проведу так хотя бы ещё один день.
Оказывается, Бог большой обманщик, – продолжила я. – Подумать только, как ловко Он провёл человечество! Мы думаем, что Он подарил нам свободу, и поём Ему песнь хвалы. Посвящаем Ему свои жизни. Но, боюсь, мы всего лишь марионетки, в руках умелого кукловода. Думаешь, я живу своей жизнью? Или ты? Полагаю, у Него для каждого из нас есть сценарий. Я знаю это, ибо уверена, что живу по сценарию, и его определённо писала не я, и уж тем более не пишу. Но он мне прекрасно знаком, потому что он очень предсказуем. Знаешь, как я поступлю в следующую минуту? «Правильно!», потому что именно так и принято поступать. Я поступлю так, как и следует поступить в эту самую минуту. И люди верят, что в этом свобода и рассказывают об этом другим, и они тоже верят, как поверили ты и я. Но я потеряла там себя. Зачем люди вообще ходят в церковь? Мари, не ходи туда. Я умоляю тебя, не ходи к ним больше никогда. Ты такая потрясающая, такая искренняя, они тебя испортят, не ходи, пожалуйста. И я не пойду.
– Это моя семья, Тори. Я одна из них.
Мария слушала меня, несмотря на то, что абсолютно не разделяла моих мыслей.
– Неправда! Ты другая. И они тебе не семья. В этой семье надо согрешить, чтобы о тебе вспомнили. Даже Сам Пастырь проявил заботу об овце, лишь когда она потерялась. Что же это за стадо такое? Допускаю, что Пастырь заботится о стаде, но не о каждой отдельной овечке, в этом я убедилась. Зачем Он создал личность, если собирался загнать её в стадо? Это неестественно. Либо мне надо стать безвольной овцой в стаде, либо остаться личностью и покинуть его. И я это сделаю, Мари, можешь не сомневаться.
У меня такое ощущение, словно я и не жила вовсе. Отныне я хочу сама решать, что мне делать и как поступать. Я не хочу поступать, как правильно, я хочу поступать так, как хочется мне. И, знаешь, что, я не пойду завтра в церковь. Пойду в какой-нибудь бар, и, может быть, даже напьюсь.
За два месяца дружбы с Мари я усвоила, что она далеко не ординарный человек, у неё особенное мышление и вера. Но её реакция на мой душераздирающий монолог в очередной раз повергла меня в шок.
– Ни разу не была в местных барах, – со своей непосредственной улыбкой, которую