свободен! – торжественно произнес Мерлин, и все трое отправились вглубь коридора.
Готовясь к проникновению, Мерлин внимательно изучил план музея. Он знал, что кабинет Директора находился на втором этаже. Чтобы в него попасть, надо было пройти через всю галерею, повернуть налево, миновать три ненужных кабинета и зайти в четвертый, нужный. Там Мерлин надеялся получить ответы на все волнующие его вопросы: на каких условиях проводятся выставки, почему картины не возвращаются домой и как во всем этом замешан Директор.
В том, что он как-то был замешан, Мерлин уже не сомневался. Как только он ступил на порог музея, все его сомнения по поводу личности Директора развеялись сами собой. Мерлин теперь даже не надеялся на то, что Директор окажется добропорядочным директором. Внутреннее чутье подсказывало ему, что тут дело нечисто.
И причина вовсе не в том, что все кошки циники. Сам Мерлин, например, себя циником не считал. Иногда что-то говорило ему: верь, Мерлин! Верь в мечту, верь в людей, в доброту, просто верь!.. Особенно часто такие мысли посещали его на сытый желудок, и тогда Мерлин чувствовал себя романтиком. В такие моменты он любил ходить вокруг Хозяйки и мурлыкать ей романсы: Спускалась ночная прохлада, Пур-р-рирода в затишьи др-р-ремала… Как-то так.
Но в случае Директора все инстинкты Мерлина говорили ему: будь циником и не верь ни единому слову. Недаром Директора всюду сопровождал запах горчицы. Запах горчицы для кота все равно что запах серы для праведника. Надо было что-то предпринять, чтобы раз и навсегда изгнать Директора из их с Хозяйкой совместной жизни. Конечно, предварительно надо было вернуть всю коллекцию живописи и полностью деморализовать противника.
– Что это? – вопрос Прохора внезапно прервал размышления Мерлина.
– Где?
– Да вон там, на стене, – сказал Прохор, указывая лапой на один натюрморт. – Что это там нарисовано?
На картине была изображена окружность и вписанный в нее треугольник. Мерлин, несмотря на свои познания в искусстве, был не силен в абстракции, поэтому, прежде чем ответить на вопрос, он незаметно посмотрел на название.
– Ну, как же.. Здесь все понятно, – ответил он. – Это окорок на блюде. Разве не видно?
– Честно сказать, не видно, – ответил Прохор. – Вот у тебя дома на одной картине окорок очень хорошо нарисован. Прямо-таки, от настоящего не отличишь. А здесь просто треугольник и круг. Я такой циркулем запросто проведу.
– Прохор, это же абстракция, – произнес Мерлин, как ему самому показалось, очень убедительно.
– Абстракция-не абстракция, а на окорок точно не похоже, – упрямился Прохор. – Вот на нормальный натюрморт посмотришь…
– На реалистичный, – поправил Мерлин.
– Ага, на реалистичный, – продолжал Прохор, – и сразу аж слюнки текут. Не хуже, чем у собаки Павлова, – и Прохор улыбнулся своей незабываемой улыбкой.
– Правильно, – сказал Мерлин, – конечно текут, потому что тебе кажется, как будто все это