гнезда вылетела.
Круто обернувшись, девушка увидела рядом с собой могучего голубоглазого Тихона. Это он когда-то прижимал ее к трепещущей лесной осинке, чтобы зацеловать до смерти ее не целованные прежде губы.
– Чего надо? – нахмурилась Уленька и неожиданно для себя подумала, что лучше бы уж Тишка лежал подле нее на кровати да лобызал бы ее белые ноженьки.
– Любишь своего слюнявого? – продолжал наступать на мужнюю жену бравый парень. – За большие капиталы купил он себе красну девицу. Эх, кабы эти капиталы у меня были! Пошла бы за меня, зазнобушка?
«Пошла бы, – подумала несчастная и с гадливостью вспомнила желтые, гнилые зубы молодожена. – Надобно было не повиноваться бесхарактерному батюшке, а настоять в кои века на своем».
– Вижу, гадок тебе супружник твой хилявый, – пружинистой поступью подошел к Уле Тихон Баранов. – Бросай его к чертовой матери да рванем в город, Улюшка! Устроюсь я слесарем на чугунолитейный завод к Коновалову, недаром в Курской губернии у самого Рахманова год назад обучался. Комнатушку в бараке дадут, а там нам и Бог на помощь придет. Знаешь, что царька Николашку давно скинули? А буржуйское-то правительство недолго протянет. Так что свобода скоро рабочим и крестьянам выйдет.
– Свобода? – вскинула удивленные глаза девушка. – Какая свобода может быть у простой девки али бабы какой? Мужик завсегда хозяин над нею.
– Ты будешь моей хозяюшкой, – жарко зашептал юноша, стараясь ухватить Улю за руку. – Убегем из Сорокина, любая, встретимся завтра за околицей, когда темна ночь опустится.
«А может, и убежать? – внезапно подумала красавица. – Не лицезреть больше масляных взглядов свекра, не чувствовать ненавистных ласк постылого».
– Сестрица милая, – неожиданно выглянула из родных ворот Натальюшка. – Каким ветром тебя занесло к нам?
Померещилось, что ли, Ульяне: испуганно отшатнулся от нее Тихон, отшатнулся да, опустив голову, восвояси побрел.
Проводив изумленными взглядами отдаляющегося от них парня, крепко обнялись девушки да в дом зашли.
Возле большой русской печи сидел Василий Иванович и, слюнявя заскорузлый от черной работы палец, перелистывал потрепанную желтую газетенку.
– Стряхнули Керенского, – не обращая внимания на замужнюю дочушку, озабоченно изрек старший Назаров. – Чаво теперь будет….
Уля от обиды вздрогнула, но виду не подала.
– Как поживаете, батюшка? – склонилась к его натруженной руке младшенькая. – Как здоровие ваше, не хвораете?
– А чаво ему станет? – выросла как из-под земли Аграфена Платоновна. – Грят, порчена ты оказалась, девка.
Уля вздрогнула, да виду не подала.
– Кто сказывает-то? – заступилась за гостью застенчивая обычно Наталья. – Тот, кто завидует моей красавице?
– Да Колька Саврасов давеча сказывал, – зыркнула на падчерицу черными глазищами