слышался вопль, плач, крики. Наверное, кого-то ранило из лежащих рядом, а может кто-то и погиб. А фашисты все бомбили и бомбили. Не успевали передохнуть от одного налета, как
начинался второй. Лева и Неля от страха съежились у меня под руками, затаив дыхание. Но не плакали. Маленький больной Юра, которому не было еще и года, тоже молчал. Видимо мое напряжение передалось и ему.
От осколков одежда моя разорвалась. Наконец бомбежка прекратилась. Лева, сразу подняв голову, спросил. «Мам, ты жива, можешь говорить. А ну посмотри на меня, я не ранен?» Ему казалось, что когда при взрыве нас засыпало, его возможно ранило. Я успокоила его, и, оставив детей, пошла проверить состояние нашего дома. Все кругом было переворочено. Во дворе я увидела три воронки от разорвавшихся бомб. Одна из них именно там, где мы намечали построить бомбоубежище. Во время бомбежки стена дома с этой стороны была разрушена, были выбиты двери и окна, пол был покрыт землей, кругом валялись стекла. Осколками была разорвана вся висевшая на вешалке одежда. Я прошла в другую часть двора, где росли фруктовые деревья, и поразилась – деревья оголились, как осенью после листопада. По всему двору валялись осколки бомб разной величины.
Я не знала, куда делась бабушка Мироновна. Во время бомбежки я посоветовала ей отлежаться в яме. Она была очень напугана, все время стояла на коленях, крестилась и молилась, прося спасения. А потом исчезла. Вернулась с работы Анастасия Алексеевна, вся в пыли, мрачная. Она поинтересовалась бабушкой, детьми, и пошла искать своего сына-юношу, Володю. Еще до войны он повредил один глаз, который ему вынуждены были удалить. Поэтому его взяли на фронт позже. Как выяснилось, Володя был на вокзале, где в числе добровольцев устранял разрушения от бомбежки. Анастасия Алексеевна вернулась вместе с сыном. Лицо его было забинтовано. Уже темнело. Временами слышались отдельные взрывы. Сильно горело депо. Зарево было видно еще несколько дней.
Жители города начали покидать его, устраиваясь у родственников и знакомых в пригороде. Посоветовавшись, мы решили, что нужно выйти из центра города и устроиться у Володиного товарища, Саши, живущего с бабушкой на окраине города. Я взяла два узла и вместе с детьми пошла в сопровождении Володи к его товарищу. Было уже темно в разрушенном городе. Шли через руины, развалины домов, ямы, сломанные столбы. Ноги то и дело запутывались в оборванных проводах, от чего еще труднее было идти. А дорога была без малого два километра. На каждом шагу нас останавливали солдаты, требуя документы. С большим трудом добрались до дома Саши. Детей оставила там, а сама вернулась. В эту темную ночь я еще четыре раза прошла по той же дороге, пока не удалось перенести за город продукты, постель и некоторую теплую одежду для детей. Ночь прошла без сна.
Меня охватила тоска. Вокруг было пусто, безлюдно. Железная дорога окончательно прекратила работу. Двери и окна зданий были выбиты, шторы разорваны,