но Дианы там уже не было.
Для убедительности Марина даже демонстрировала синяки на запястьях – они у нее действительно были, но кто, в конце концов, мог определить, оставили ли эти синяки хваткие грязные лапы деревенского парня или тонкие пальчики слабой, но все же с невероятной силой вцепившейся в свою хрупкую жизнь городской девочки?
Когда к вечеру автобус вытряхнул их, молчаливых и перепуганных первокурсников, возле университета, никто не прощался – словно роботы, все просто развернулись кто куда и, подхватив свои пожитки, отправились по домам.
Через три дня Ирочка получила в деканате новенький студенческий билет и зачетку. Услышав историю, которую привезла из колхоза приехавшая раньше времени Марина, родители Ирочки перекрестились – а если бы там оказалась Ирочка?
Ирочка же смотрела на Марину глазами влюбленного щенка – она не задала ни одного ненужного вопроса, и Марина была ей за это очень благодарна.
Атмосфера в доме переменилась – липкое и ощутимо густое сомнение сменилось легким свежим ветерком заслуженного везения и скорого счастья.
Марина смотрела в искрящиеся всеми оттенками синего бездонные глаза подруги, и любила ее в тот момент больше, чем когда-либо прежде. Смотрела на ее родителей – развернувшего плечи отца, и мать, у которой буквально на глазах разгладились серые морщинки – и понимала, что она все, абсолютно все сделала правильно.
А через несколько дней началась долгожданная учеба, впереди был первый курс, который многие называли самым трудным. А потом, уже за университетской пятилеткой, были те самые остросюжетные газетные репортажи, умные и вдумчивые интервью с крупными политиками и эстрадными звездами, журналистские награды и заслуженная слава.
А еще дальше маячили дружные дети, огромные пироги с повидлом по выходным, школьные собрания и долгая-долгая жизнь вместе. «Все будет хорошо?», – словно бы спрашивали благодарные глаза Ирочки. «Все будет хорошо», – отвечала ей тяжелым и преданным взглядом Марина.
Толстый и тонкая
В первый раз Джил заметила этого огромного парня у бассейна, где она обычно лежала в шезлонге после завтрака. Плавать, как обычно, не хотелось – мокрый купальник потом противно прилипал к коже, а идти по витой мощеной дорожке в кабину для переодевания было противно. В первые дни Джил ходила, но как-то заметила на себе настолько тяжелые взгляды с соседних шезлонгов, что желание дефилировать в купальном костюме прошло раз и навсегда.
Вообще, обстановка в этом расхваленном месте оказалась совсем не такой, как обещали в буклете, который дал Джил доктор Броуди. Так, если верить брошюре, то частная лечебница «Дубовый рай» для пациентов с нарушением пищевого поведения и вправду была просто раем. Возможно, она и могла бы быть райским местом, если бы те, кто ее основал, могли хотя бы предположить, сколько неприкрытой вражды и даже ненависти